Не было сил у Калмыка смотреть в лицо Валентина, а у того — охоты. С брезгливостью глядя на свои башмаки, Валентин, не распаляясь, буднично задал первый вопрос:

— Кто отрабатывал подходы к стене мастерской и устанавливал взрывное устройство?

Терять Калмыку было нечего, и он приблатненно ответил:

— Митрофань с мусорами. А мне язык жевать не о чем.

Тихий выстрел оторвал Калмыку правое ухо.

— И с мусорами поговорим, — заверил Валентин. Игорь Сергеевич протянул Калмыку салфетку, и он страстно прижал ее к багровому бугорку. Теперь Валентин обратился к левому уху: — Отвечай, шняга. Следующим будет нос.

— Мухан и Сударик. Они и взрывали. Атасники — Пуха с Рваным, — отчаянно пропел-проплакал окровавленный Калмык.

— А теперь кто? — уже плохо скрывая ярость, спросил Валентин. — Кто убивал спящего моего брата, пытавшуюся убежать его жену и беззащитных детей!?

— Самоха, Бердан и Сизый, вон он лежит, — Калмык кивком указал на подстреленного.

Названы были все. Те, о которых не говорили, даже видимо не передвигаясь, отдалялись и отдалялись от названной шестерки. От седьмого можно было не отдаляться: он залег навсегда.

— Гарик, весь арсенал заверни в скатерть — и в багажник. Всерьез изучим потом. Всем кроме Мухана, Сударика, Пухи, Рваного, Самохи и Бердана на кухню, под ваш присмотр, Сережа. И Колю на всякий случай прихвати. — Обладавший хорошей памятью, Игорь Сергеевич взором пересчитал всех и спросил у Валентина, продолжавшего рассматривать свои шузы: — Тебе помочь, Валя?

Бердан, один из тех, кто убивал Валиных племянников, неожиданным броском ухватился за горло Калмыка, затряс, затряс и заорал:

— Они же сейчас нас корзать на мелкие листочки будут, лабан дешевый! И все из-за тебя, из-за тебя!

Одним рывком отделив Бердана от Калмыка, Валентин пообещал:

— Не буду я тебя терзать, гнилой сучок, просто застрелю, как бешеную собаку. — И уже к хорошо одетым молодым людям: — Парни, дайте-ка мне автомат. — Ему протянули щеголеватый «хопер», он проверил, все ли на месте (на месте было все), и впервые оторвал глаза от пола, чтобы посмотреть на человеческие лица соратников. — Покедова, братцы. Встретимся у микрика через час.

* * *

Тяжело, ох и тяжело насильственно просыпаться среди ночи после того, как первую часть этой ночи квасил без мензурки и продыха. Но уж очень ловко и больно хлестали по мордасам. Пришлось подполковнику Запрягаеву продирать глаза. С трудом обиженно спросил:

— За что, Лилька?!

— За дело, — ответил за Лильку интеллигентный мужской голос. — За дело, подполковник Запрягаев. — На пуфике у двуспальной кровати сидел интеллигент в очках, который, как только подполковник подал голос, прекратил его избивать.

— А Лилька где? — тупо поинтересовался боевой милиционер.

— В командировке.

— Это я в командировке! — возмутился Запрягаев.

— Ты не в командировке, а на блядках за казенный счет, — уточнил Игорь Сергеевич. — Но на время, на нужное нам время, не будем придавать этому особого значения. Пока ты здесь, за сорок километров от райцентра, где ты самая главная кокарда, там в «Большой Волге» произошла глухая разборка между залетным беспределом и твоими заволжскими. По странной случайности в перестрелке были убиты гопники из твоей блатоты. И только те, кто кончал семью Топильского. Остальные, как они клятвенно заверяют, твердо решили вернуться на путь честной жизни.

— А Калмык? — с тихой радостной надеждой спросил Запрягаев.

— Калмык, как настоящий командир, первым бросился на врага и… — Игорь Сергеевич развел руками.

— Этот козел первым бросается от врага… — заметил подполковник, а Игорь Сергеевич слегка изменил время:

— Бросался, — и поднялся с пуфика. Последние слова договаривал стоя: — Сейчас мы вернем Лильку из командировки, и ты советуйся с ней хоть до утра. Но, я думаю, тебе и без Лильки расклад понятен. — Уже в дверях Игорь Сергеевич остановился, обернулся: — Тебя же просили, тебя же уговаривали, тебя же предупреждали, бизнес-мент при звездах! Запомни раз и навсегда: не дай бог, что случится, тогда летучий беспредел объявится незамедлительно. И по твою душу.

Он прошел богатую по всем понятиям столовую, где за столом, пригорюнившись о локоток, покорно ждала своей судьбы командировочная телесная Лилька, вышел во двор добротного дома, миновал калитку и направился к стоящему неподалеку микроавтобусу. Уселся рядом с водителем и, осмотрев — все ли? — приличных молодых людей, приказал шоферу:

— Домой. Теперь можно и не спешить.

* * *

Репетиция шла в выгородке. Финал первого акта «Нельской башни».

ФИЛИПП-ЛЕША (входит, пятясь, он окровавлен): На помощь! На помощь, брат мой. Ко мне, ко мне, брат! (Падает.)

МАРГАРИТА (входит с факелом в руке): Увидеть твое лицо и умереть — сказал ты. Пусть же твое желание исполнится. (Срывает с лица маску.) Взгляни и умри.

ФИЛИПП: Маргарита Бургундская! Королева Франции! (Умирает.)

НОЧНОЙ СТОРОЖ (голос за сценой): Три часа ночи. Все спокойно вокруг. Спите, парижане.

Захар Захарович за столиком, обхватив голову обеими руками, так старательно сделал вид рыдающего навзрыд, что даже хрюкнул. На момент отчаяния было отведено секунд пять, не более. Далее последовал разгон:

— Сколько раз говорить: не играйте слова, играйте мимо слов!

Строптивый Леша нашел в себе силы пробурчать:

— Хоть слова, хоть мимо слов, хоть вокруг них — все одно: выспренная жеребятина.

— А ты в жизни по большей части что несешь? Прислушайся как-нибудь сам к себе! — окрысился Захар. — Да еще вроде за интеллектуала проходишь.

— Навозну кучу разрывая, — взвыла Маргарита-Ксения. — Все разрыли, а нетути жемчужного зерна, Захар Захарович, нетути!

— Вот тут-то я тебя и поймаю, восходящая звезда! — страшно обрадовался Захар и выскочил из-за стола. — Ты давишь на прямой текст: смотри, несчастный, перед тобой королева Франции! А надо что? — задал вопрос Захар и нужно замолк.

— А что надо? — напросилась на указания Ксюша.

— Самое элементарное: указать на царапину от булавки. И тогда «взгляни и умри» будут не капризом чудовища, а единственным выходом для дрянной, сексуально озабоченной бабенки, в принципе — тип, узнаваемый и в наше время.

Ксюша с ходу загорелась:

— Леш, давай попробуем, а?

— А мне что делать? К «Маргарите Бургундской» и «королеве Франции» еще и протяжно-трагичное «О!» добавить?

— Лешенька! Да просто сделать его мужиком! «Маргарита Бургундская» — не изумление, нет — узнавание! А «королева Франции» — горькое и безнадежное презрение.

— Те же слова, Захар Захарович, — торжествующе констатировал Алексей.

— Те да не те! — столь же торжествующе возразил Захар. — Назовем их словами автоматического произнесения.

— А во всей «Нельской башне» есть хоть одно слово не автоматического произнесения, Захар Захарович? — задал вопрос неизвестно откуда явившийся Дима.

— Есть! — темпераментно вскричал Захар. — Твой монолог о знатных дамах…

И в это время за матерчатой перегородкой,