class="p1">— Надеюсь, найдут! Для этого завариваю всю эту кашу. Вот только убивать вас буду я! — он потащил рукой за волосы вверх: девичье тело оказалось перед глазами, ноги охотника яростно направились к обелиску. Вторая рука резко сняла крест с пояса, охотник вновь дёрнул руку верх. девичье тело подлетело вверх... острые пальцы схватили череп и сдуру бахнули голову о обелиск, что по тому пошла паутина трещин. Крест в жестокой руке вознёсся вверх, как перо, выписывающее последний приговор, прозвучал щелчок: острый шип в десять сантиметров показался снизу креста. Рука охотника с дикостью вонзила шип меж девичьих грудей, крест пробил девушку насквозь и встрял в обелиск.

Девушка громко закричала, что сердце щемило, схватилась руками за крест, который издал жёлтый свет, подобный сиянию золота. Ладони зашипели, варились, словно в кипятке. От девичьих грудей пошёл чёрный дым, что принёс за собой запах горелой плоти, а некогда прекрасное лицо исказилось гримасой невыносимой боли.

Чёрное пятно расползалось по грудям, как раковая опухоль, плоть пузырилась.

— Вкусно? Вижу, что понравилось. Так возьми ещё один! — он быстро снял второй крест и жестоко схватил руку девушки, да вонзил в ладошку шип: остриё прошло плоть и прогулялось меж костей, да пробило обелиск.

— За что! — рыдая красными слезами, выкрикивала она, корчась от жуткой боли.

— За всё хорошее! Я вас ненавижу, проклятые твари! Изведу каждую! — Рука сняла ещё один крест и пригвоздила другую руку, жертва почти что распята.

Охотник отошёл с упоением посмотреть на своё творение.

Жертва кричала, рыдала, молила, просила. Но мольбы слышат только безжизненные стены, а страданиям сочувствуют мёртвые глаза живописных картин. Нежное тельце белым горело, плоть шипела, ожоги расползались, и кровавые слёзы совершенно не гасили яркий свет крестов.

Жестокое сердце охотника ликовало, он словно смотрел изысканную пьесу, аплодируя стальными руками, выбивал какую-то мелодию латным ботинком о шикарный мраморный пол зала.

— Пока не забыл! — охотник отцепил небольшую сферу размером с куриное яйцо, прокрутил руками. В самом центре открылось механическое веко, показался механический глаз из образования нескольких пар линз, шар подкинут верх: механизм недвижимо застыл в воздухе.

— Мы же не хотим, чтобы твою яркую казнь спрятали от глаз общественности! Ну же, улыбнись! У тебя раньше так хорошо выходило! — издевательски произнёс он.

— Кто ты! — вскрикнула она из последних сил.

— Охотник! — Цепи оживились и мигом пригвоздили вторую руку, крест сверкнул серебром, под дикий крик, вонзился во вторую ладонь, а после охотник собрал две ножки накрест и прибил их шипом.

Девушка обессилено повисла, распятая крестами. Кресты светились подобно жёлтому солнцу. Из-за чего кожа и плоть медленно горели, разнося жуткий смрад, что сопровождалось непередаваемым криком.

Охотник отошёл на два метра, — Включить запись! — на сфере открылось ещё два века, только из них полился белый свет, подсвечивая девушку, прибитую к обелиску.

— Ни прошения, ни креста, ни жалости, ни сожалений! Только казнь! — произнёс он с собой жестокостью.

Словно восход солнца, загорелись крести и вылили густой золотой свет, который сливался с остальными крестами в большой крест света. Тело девушки полностью загорелось: последовал последний адский крик боли, настолько невыносимый, что запросто мог бы пустить слезу из сердца изверга. Однако Охотник тихонечко посмеивался: а сфера детально записывала картину казни.

Через тридцать секунд свет померк, оставив на красном обелиски кости с редкими кусками горелого мяса. В них невозможно узнать ту красивую девушку. На кисти висел какой-то браслет, похож на нефритовый — Охотник тяжело подошёл и отломал клыки от черепа. — А это я, пожалуй, заберу, — он со злостью оторвал кисть и выкинул мусором, попутно забрав украшение.

Сфера вернулась в руку охотника: примагнитилась к поясу, сомкнув механические очи.

Охотник встал посреди зала, вознёс руки в центр и начал шептать слова: по перчаткам пошёл серебряный свет, что стекался к кончикам пальцев и полился дальше, образовывая серебряный круг, висящий в воздухе. Свет закончил схождение из рук. Камень на левой перчатки полностью потух и раскрошился. Охотник очень медленно вошёл в образовавшийся портал, портал через секунду закрылся.

Остался только труп, темнота и жуткая вонь горелой плоти.

«Утро особняка»

Чёрное солнышко уже будило таинственными лучами город: первые петухи начали петь гадкую песню, как дикий хор, под мяуканье странных кошек, гоняющих писклявых грызунов.

Как оказалось, подобие петухов здесь тоже есть.

Айрон мертвецки спал на маленькой и скрипучей кровати. Дверь само по себе упала, грохоча, замерла на полу — веки поднялись.

— Это день сурка какой-то... — вымолвил ещё окончательно не проснувшись.

— Что за сурок? — тихо вошёл Демьян со сложенными за спиной руками. — Пора на избиение, то есть на тренировку! — бодро сказал он.

Волчонок спустил ноги и посмотрел на лучезарного садиста.

— Старый демон, давай не сегодня? Мне в академию нужно. — Поднялся, отодвигая старика, вытащил шкафчик и принялся копошиться, попутно выбрасывая пригодную одежду на кровать. Демьян мерцал на месте и незримо уклонялся от вещей.

Айрон перебирал хлам, нормальных вещей почти что не осталось. Подарок Лилианы испортился... Юноше необходимо купить что-то под свой размер. Или скинуть вес. Однако процедура не быстрая, хотя за что покупать? Ведь он гол как щегол, старый тиран отобрал всё... и жаловаться некуда... Волчонок никому ненужный сирота, нужно брать свою жизнь в свои руки. Хотя отношение сожителей улучшилось, что радовало.

— Демьян свали, пожалуйста! Или побудь вешалкой.

— Ещё чего, ваши эти рейтузы меня не прикоснуться! — редкая улыбка показалась на его лице, он исчез, как ветер в штиль.

С поднятием силы начали возвращаться воспоминания, начал вспоминать свою прошлую жизнь. Ему было примерно двадцать пять лет. Учился в универе и подрабатывал на стройке. Любил почитать книги, однако имя пока вспомнить не выходит.

Под эти мысли одежда всё-таки нашлась: чёрные брюки, чёрные туфли, красная рубаха и чёрные пиджак, а также красный развязанный галстук. Айрон принялся чистить туфли до сияющего блеска. Видимо, старая привычка ещё с Земли, отец постоянно вдалбливал ''Ты можешь быть одет бедно, но обувь должна быть начищенная до блеска!'', — говорил он насупив густые брови.

В целом нормальное нравоучение, если бы от отца не несло водкой.

''Могло прийти что-то более приятное из воспоминаний''.

~ Шшайрон, дай покушать, — донёсся шипящий голос из-за спины.

Айрон развернулся — змея погибели выползла на одеяло, она смотрела на него двумя парами глаз, а он непонимающее смотрел