Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как можно увидеть, Марк Твен с умилением относится к тщеславным слабостям своей матери в отношении ее любви к аристократическим предкам – и, как свойственно ему, с искрометной иронией шутит по этому поводу.
«Мать никогда не говорила громких фраз, но у нее был природный дар убеждать простыми словами. Она дожила почти до 90 лет и до самых последних дней не утратила этого дара, особенно если чья-нибудь низость или несправедливость возмущали ее. Она не раз пригодилась мне для моих книг, где фигурирует под именем тети Полли. Я заставил ее говорить на диалекте, пытался придумать еще какие-нибудь усовершенствования, но ничего не нашел».
Можно подумать, что Сэмюэл (Марк Твен) из-под управления матери перешел под управление жены. Это было бы красиво, но это не так. Он очень быстро стал самостоятельным, поскольку с ранних лет жил «в людях». Но желание доказать, что «мама, я хороший», у него присутствовало. Он старался, доказывал. Даже порой неосознанно.
Тетя Полли из «Приключений Тома Сойера» во многом списана Марком Твеном с матери. Строгая и принципиальная, но не лишенная любви, Джейн, когда дети баловались, била их, как и тетя Полли Тома Сойера, по голове наперстком. Это кажется, что ничего особенного, но если надеть древний металлический наперсток на палец и стукнуть по голове ближе ко лбу – очень даже больно. Так что деталь весьма характерная. И незабываемая.
Мать Марка Твена рано стала вдовой, и ей сложно было одной воспитывать детей. Почему Сэм и оказался так рано «в людях», когда даже счастливые поездки к родственникам-фермерам прекратились. Мать очень уставала – и до смерти мужа, и, конечно, после, в эпоху управления пансионом.
Измотанную женщину гнетут домашние заботы и болезни детей. В панике часто замученной матери мерещится, что ее дети больны. Порой она становится несколько безумна от страха. Марк Твен описал это состояние женщины в рассказе «Мак-Вильямсы и круп».
«(Рассказано автору мистером Мак-Вильямсом, симпатичным джентльменом из Нью-Йорка, с которым автор случайно познакомился в дороге).
– Ну-с, так вот, чтобы вернуться к нашему разговору… – я отклонился в сторону, рассказывая вам, как в нашем городе свирепствовала эта ужасная и неизлечимая болезнь круп и как все матери сходили с ума от страха, – я как-то обратил внимание миссис Мак-Вильямс на маленькую Пенелопу и сказал:
– Милочка, на твоем месте я бы не позволил ребенку жевать сосновую щепку.
– Милый, ведь это же не вредно, – возразила она, в то же время собираясь отнять у ребенка щепку, так как женщины не могут оставить без возражения даже самое разумное замечание; я хочу сказать: замужние женщины.
Я ответил:
– Душа моя, всем известно, что сосна является наименее питательным из всех сортов дерева, какие может жевать ребенок.
Рука моей жены, уже протянутая к щепке, остановилась на полдороге и опять легла на колени. Миссис Мак-Вильямс сдержалась (это было заметно) и сказала:
– Милый, ты же сам знаешь, отлично знаешь: все доктора, как один, говорят, что сосновая смола очень полезна при почках и слабом позвоночнике.
– Ах, тогда я просто не понял, в чем дело. Я не знал, что у девочки почки не в порядке и слабый позвоночник, и что наш домашний врач посоветовал…
– А кто сказал, что у девочки не в порядке почки и позвоночник?
– Дорогая, ты сама мне подала эту мысль.
– Ничего подобного! Никогда я этой мысли не подавала!
– Ну что ты, милая! И двух минут не прошло, как ты сказала…
– Ничего я не говорила! Да все равно, если даже и сказала! Девочке нисколько не повредит, если она будет жевать сосновую щепку, ты это отлично знаешь. И она будет жевать, сколько захочет. Да, будет!
– Ни слова больше, дорогая. Ты меня убедила, и я сегодня же поеду и закажу два-три воза самых лучших сосновых дров. Чтобы мой ребенок в чем-нибудь нуждался, когда я…
– Ах, ступай, ради бога, в свою контору и оставь меня в покое. Тебе просто слова нельзя сказать, как ты уже подхватил и пошел, и пошел, и в конце концов сам не знаешь, о чем споришь и что говоришь.
– Очень хорошо, пусть будет по-твоему. Но я не вижу логики в твоем последнем замечании, оно…
Я не успел еще договорить, как миссис Мак-Вильямс демонстративно поднялась с места и вышла, уводя с собою ребенка. Когда я вернулся домой к обеду, она встретила меня белая как полотно.
– Мортимер, еще один случай! Заболел Джорджи Гордон.
– Круп?
– Круп!
– Есть еще надежда на спасение?
– Никакой надежды. О, что теперь с нами будет!
Скоро нянька привела нашу Пенелопу попрощаться на ночь и, как всегда, прочитать молитву, стоя на коленях рядом с матерью.
Не дочитав и до половины, девочка вдруг слегка закашлялась. Моя жена вздрогнула, словно пораженная насмерть. Но тут же оправилась и проявила ту кипучую энергию, какую обычно внушает неминуемая опасность.
Она велела перенести кроватку ребенка из детской в нашу спальню и сама пошла проверить, как выполняют ее приказание. Меня она, конечно, тоже взяла с собой. Все было устроено в два счета. Для няньки поставили раскладную кровать в туалетной. Но тут миссис Мак-Вильямс сказала, что теперь мы будем слишком далеко от второго ребенка: а вдруг и у него появятся ночью симптомы? И она опять вся побелела, бедняжка.
Тогда мы водворили кроватку и няньку обратно в детскую,