Эдвард закрыл дверь на засов, бросил книги на стол и пошел к животным. Сунув руку в клетку, он достал оттуда пару упитанных крыс. Зверьки похоже были совсем ручными. Погладив их, он вернул зверей обратно, затем проверил остальных питомцев. Сменил каждому воду, насыпал корма. Какая-то птичка попыталась удрать, когда открылась дверца, но была осторожно поймана и возвращена обратно. Наблюдая за его взаимодействием с животными, Лоуренс был приятно удивлен. Когда он увидел, куда направляется хозяин дома, его сердце неприятно сжалось, он ожидал обнаружить в этом полуподвальном помещении ужасные вещи, а не кабинет с зоосадом. Чем же здесь занимался Эдвард?

Вскоре он получил ответил на вопрос. В дальнем углу на каталке находился длинный прямоугольный короб, накрытый парусиной. Эдвард снял куртку, закатал рукава рубашки выше локтя. Под парусиной оказался ящик со стеклянными стенками. Заполненный мутной зеленовато-желтой жидкостью, он содержал обнаженное человеческое тело.

Сновидец ошеломленно смотрел на стеклянный гроб. Человек внутри был небольшого роста, лишенный волос, с невыразительными чертами лица. Его грудная клетка была вскрыта, по бокам все еще торчали рукояти хирургического расширителя. Рана притягивала взгляд. Лоуренс с усилием заставил себя оторваться от созерцания этого жуткого зрелища. Глубоко вздохнув, справившись с тошнотой, он возобновил наблюдение. С телом что-то было не так: где пупок, где гениталии? Если бы не торчащие ребра, человека можно было бы перепутать с манекеном в ателье.

Эдвард открыл люк в полу. Послышалось журчание воды. Покрутив ручку каталки, он опустил ее ниже. Убрав крышку в сторону, мужчина вынул инструменты из раны, вытащил тело и опустил в отверстие. Сразу же послышался всплеск. Переведя дух, Эдвард захлопнул крышку люка, деловито вытер руки полотенцем. Он был спокоен и сосредоточен, вероятно делая подобное не в первый раз. Сев за стол, мужчина открыл журнал и принялся писать. Лоуренс зашел к нему сзади и прочел из-за плеча прыгающие строчки: «Образец?27. Недееспособен. Жизненные функции прекращены спустя 6 дней 8 часов после начала сердцебиения. Причина смерти — многочисленные аневризмы, аномалии внутренних органов. Утилизирован.»

— Прощай, двадцать седьмой, — пробормотал Эдвард, ставя галочку и переворачивая страницу. — Добро пожаловать, двадцать восьмой. Какой дефект станет причиной твоей смерти? Скоро мы это узнаем.

Черкнув еще несколько строк, он оставил журнал в покое и направился к дальней стене комнаты, увешанной плакатами, изображающими нервную и кровеносную систему человека. За самым большим из них обнаружилась потайная дверь, которая открывалась ключом из связки Эдварда. Оказавшись внутри Лоуренс невольно поежился. Помещение напоминало морг и хирургическое отделение одновременно. Несколько пустых каталок, накрытых простынями, шкаф для реагентов, медицинские инструменты, мокнущие в раковине. Стойка для капельниц, ведра для отходов. Эдвард переоделся в рабочую одежду — белый халат и кожаный передник, тщательно вымыл руки и принялся смешивать жидкости, наливая их по несколько капель в плоские прозрачные чашки.

Настенный стеллаж до самого потолка был заставлен большими банками. В мутном растворе, от которого исходил неприятный химический запах, плавали деформированные зародыши уродливого вида. Лоуренс решил получше рассмотреть гротескных существ пока Эдвард был занят опытом. Этикетки на стенках свидетельствовали, что перед ним зародыши кролика, ящерицы, голубя, жабы, человека, но если бы не надписи, он никогда бы не догадался, кто из них кто. Все они обладали дополнительными парами конечностей, голов, глаз, жабр, хвостов. Ближайший к нему уродец дернулся и открыл мутный глаз, заставив сновидца отшатнуться в ужасе. Зародыши в пробирках все еще были живы!..

…Лоуренс проснулся, жадно хватая ртом воздух. На языке остался мерзкий привкус химикатов от которого мутило. Он судорожно вздохнул, борясь с отвращением. Кисло-сладкий привкус постепенно сменился горечью. Сновидец принялся нехотя одеваться. Он чувствовал себя полностью разбитым, не только физически, но и морально. Ему удалось побывать во сне похитителя, но это ни на шаг не приблизило его к Элейн. Лоуренс записал сон, скорее по привычки, чем из необходимости, так как все прекрасно помнил.

В гостиной снова никого не было, но на столе он нашел накрытый завтрак, оставленный для него и записку-извинение от Мейбл о том, что она ушла на ярмарку. «Что ж, мне снова везет, буду есть в одиночестве», подумал Лоуренс, поднимая крышку подноса. Его ждала еще теплая яичница, бекон, тосты с маслом и поджаренная колбаса. Съев все до последней крошки, он отнес грязную посуду на кухню и, раз уж в последнее время они обменивались записками, написал Мейбл, поблагодарив ее за завтрак и предупредив, что собирается пойти гулять.

Утро было холодным. Лоуренс одной рукой поднял воротник пальто, другой придерживал шляпу, чтобы ее не снесло ветром. Он пошел на почту, надеясь встретиться с Генри, но дверь почты оказалась закрытой. Сновидец постучал во все двери, подергал за ручки. Он наделал достаточно шуму, чтобы в доме напротив открылось окно, из которого высунулась старушка, прижимающая к груди пушистую белую кошку.

— Наш Генри на репетиции, — сказала она, немного шепелявя.

— А когда вернется, подскажите?

— Как знать… — она покачала головой. — Вряд ли раньше обеда.

— Спасибо. А где проходит репетиция?

— В театре, конечно же, — она закатила глаза, поражаясь необразованности незнакомца.

Лоуренс отправился на поиски театра, искренне удивляясь тому факту, что в маленьком городе есть подобное заведение. Ему казалось, что содержать театр может позволить себе только большой город, в котором толпы состоятельных людей не знают, чем занять себя по вечерам. Сам Лоуренс прежде никогда не был в театре, так как Контора не одобряла столь легкомысленного времяпровождения. Исключение составляли только специально одобренные пьесы, но смотреть их было бы невыносимо скучно.

Помощник пекаря указал направление и, мастерски заговорив зубы, продал ему свежую выпечку. Лоуренс с удивлением обнаружил в руках бумажный пакет, полный пончиков, но было уже поздно. Он не был голоден, но не устоял перед соблазном попробовать один. Пончик оказался превосходным, полным смородинового джема.

Театр располагался в старом двухэтажном здании. На дверях висела аляповатая нарисованная от руки афиша, сообщающая о скором концерте. Лоуренс вытер платком липкие руки, перемазанные сахарной пудрой, и вошел внутрь, радуясь возможности укрыться от пронизывающего ветра. Фойе театра в начале показалось очень темным, но когда глаза привыкли к полумраку, он обнаружил, что стоит в маленьком уютном зале. Слева размещалась пустующая стойка кассира, справа — кожаный диван и столик, заваленный театральными программками. На стенах висели афиши. Некоторые были очень старые. Ему показалось, что на одной из них он узнал бабушку Винсента в молодости. Возможно, она приезжала сюда с гастролями. Афиша поновее привлекла его внимание — на ней была