говоря об этом, – глупая надежда, шеф узнает первый, а значит, возможно, и остальные, и выдвинулся на новое выбранное место. Уже на месте расчехлил и достал «инструмент», разумеется, предприняв все предосторожности, от сеточки на голове под шапкой до перчаток на руках. Осмотрелся, снарядил два магазинчика по пять патронов, немного даже для короткого боя, но достаточно для пары выстрелов. В Джона Фитцджеральда Кеннеди тоже стреляли из мелкокалиберного (6,5 мм) «Манлихера – Каркано» укороченной модели, но там только калибр был небольшой, а патрон был мощнее в разы, с пулей, покрытой оболочкой, гораздо тяжелее этой, плюс длина ствола и отсутствие глушителя. Всё это повышает инерцию пули, а значит – и разрушительное действие. Карликовые патроны с маленьким пороховым зарядом и мягкой свинцовой пулей без оболочки. Мне всегда казалось, глядя на них, будто они мало что могут сделать, но многие тренировки утверждали обратное, поэтому уверенность была полная, правда, на небольших расстояниях, далее же баллистика и кучность боя вызывали вопросы.

Вспоминая мощь человека, который должен был скоро выйти из подъезда, слабости оружия и неприступность для него цели казались мистическим несоответствием. Однако я знал и верил в возможность хорошего выстрела, и сомнения улетучились, так и не появившись. А вот настойчивые просьбы «Ананьевского» о прицеле либо в область сердца, либо, еще лучше, в область солнечного сплетения, сбивали все карты. Я прекрасно понимал, что проблема не в точном попадании, а в его воздействии. Также и в этот раз, тем более маломощным патроном. Но, пообещав, пришлось сделать. Оптимальным местом всегда была шея или область головного мозга. Второе и так понятно, а в первом – в узком месте сосредоточены четыре артерии, две спереди, две сзади, толщиной почти с карандаш, плюс шейный отдел позвоночника и трахея. Что-нибудь да зацепит. Прошу прощения за эти подробности, но иначе останутся пробелы в понимании и осознании происходящего. Недаром известный террорист Карлос «Шакал»[48] предпочитал именно шею в виде точки поражения.

Вообще, подобные указания «главшпанов» удивляют. Григорий, после ряда взрывов, проведённых другими бригадами, настаивал на подобной акции, и невероятно тяжело было объяснить ему, что есть масса минусов, даже при направленном взрыве, – предсказуемость поведения людей в секторе, куда он направлен, возможные случайные жертвы и часто невозможности сделать точечный удар в условиях города (достаточно изучить акции «Моссада», являющиеся местью за теракт на Мюнхенской олимпиаде, против баскетболистов сборной Израиля). Однако всё это не только устраивало его, но и было желательным. Он был бы горд, если бы «рвануло» на кладбище, и разом полегла какая-нибудь группировка, пусть даже вместе с родственниками, могильщиками и музыкальным оркестром. И предложения такие были, я же останавливался на поголовных видео– и фотосъёмках похорон для архивирования, очень иногда помогавшем мне.

Кстати, на таких мероприятиях часто сталкивался с операми из силовых структур, но, в отличии от них, делал это более скрытно и незаметно, с улыбкой наблюдая за их действиями и реакцией на них со стороны «братков». Милиционеров не трогали, считая необходимым предметом культа при погребении. А заодно они отвлекали от меня любую охрану. Интересно, какая бы была реакция милиции, если бы гости, пришедшие на похороны, так же, наполовину открыто, устроили съёмку на похоронах их начальников? Хотя, о чём это я?

Тогда, да и сейчас, наверное, – это норма. Мало того, существовал негласный закон, по которому органы никогда не позволяли себе кого-то арестовывать на погребении, даже если знали и видели персонажей, находящихся в розыске. «Игра» разворачивалась лишь после окончания похорон. И честь и хвала людям, честно соблюдающим эти правила взаимного благородства: поле брани при сборе погибших неприкосновенно для боя. Когда-то, в этих негласных постановлениях, были пункты, касающиеся и всех членов семьи, ныне часто нарушаемые.

Но однажды всё же я чуть было не переступил черту, за которой была бы уже моя погибшая совесть и кровожадность Гусятинского. И лишь вовремя опомнившись, или, скорее, остановленный чьей-то невидимой десницей, не инициировал мощный заряд в килограмм пластида, напичканный поражающими элементами, на Введенском кладбище в Москве, где несколько десятков «Измайловских», «Гольяновских» и других отдавали долг памяти на годовщине смерти своего товарища. Бог миловал, пробудив от сна и забвения.

* * *

Чердак был совсем не новый, с деревянными балками и балясинами. Я обошёл ещё раз всё, подготовив импровизированные запоры для дверей с чердака. Их было несколько, как и подъездов. Разумеется, я собирался выходить из самого дальнего от места стрельбы, сказав «Серёгам» о другом маршруте, кстати, наиболее удобном. Времени оставалось немного, а нервы не успокаивались, я занялся дыхательной гимнастикой и заставил поработать воображение над спокойными темами. Почти закончив, услышал отчётливое шебуршание и шаги, крадущийся человек оступился и сделал резкое движение в попытке сохранить равновесие. Ещё чуть, и я дожал бы спусковой крючок, влепив нежданному гостю маленький кусочек свинца, но разглядел фигуру парня, сопровождавшего «Осю». Науки ради, нужно было бы ему что-нибудь отстрелить. Задав пару вопросов и убедившись в моей готовности, полностью сбив меня с нужного ритма, он удалился.

Переделанная финская спортивная винтовка «Аншутц», калибра 5,6 мм

Все шутки закончились, на стоянке перед баней появилось какое-то движение – по времени выход должен быть с минуты на минуту. Вынув два пакетика, рассыпал вокруг себя их, заранее собранное на улице, содержимое – окурки сигарет, фантики, использованную жвачку, спрятал целлофан в карман и продолжил подготовку.

Опять ненавистный, щекочущий комок собирался, фокусируясь тяжёлым свинцом в месте мочевого пузыря и медленно поднимаясь точно к середине, к солнечному сплетению, – как раз в то место, которое восточные практики называют центром концентрации энергии. Теперь нужно заставить его медленно рассосаться по всему телу, отзываясь мелкими, еле заметными мурашками в самых отдалённых частях пальцев и, казалось, даже в волосах, кончиках носа, ушей, и отдельно, в паховой области, не позволив «взорваться».

Отари Квантришвилли – «Шерхан». Одна из самых противоречивых судеб в истории России 90-х годов

Занятое положение в позе пирамиды подтверждало её жёсткость, а значит – и стабильность выстрела. С десяток долгих вдохов и выдохов, с паузами задержки между каждым, и организм насыщен кислородом. Ещё раз, судорожно, мысль пробегалась по всем пунктам подготовки и приходила к выводу, что всё в порядке. С каким-то упорством пробивалась настойчивая фраза, повторенная неоднократно Ананьевским, когда «Отарик» с сопровождением уходил к жаркому пару: «Валить всех». То есть всех, кто будет вокруг него, основные предпочтения – двое таких же крепких, но более молодых. Двери