слушая заверений хозяина, что скоро требуемая книга будет доставлена, Юрий покинул лавку. Экипаж с незнакомой девицей уже отъехал, Эзопка махал ему вслед. Коншин крутил ус и выпячивал губы, что у него означало совершенное довольство.

- Что за прелесть эта Ланская! Та самая, из-за которой несчастный Лопухин бежал за границу. - Кавалергард мечтательно вздохнул.

- Брось, тебе не идет роль влюбленного романтика, - проворчал Горский, направляясь домой.

Однако день, верно, выдался особенный, день нежданных встреч. Как скоро князь завернул в переулок, до него донесся отчаянный вопль:

- Мсье Дюваль!

Горский не оглянулся, лишь дернул плечом, не желая отзываться на печально памятное имя.

- Мсье Горский, князь! - еще отчаяннее звал его детский голос.

Юрий тотчас обернулся навстречу мальчику, который выпрыгнул из саней и бежал к нему что есть духу.

- Миша! - радостно пробормотал князь, крепко обнимая ученика.

- Я скучал, я просил Соню передать, что жду. Помните, вы обещали, что не забудете меня и дадите знать о встрече. Я ждал, ждал... - Миша радостно уткнулся в шубу Горского.

- Я просил Софью Васильевну сказать, что помню о тебе.

- Она ничего не сказывала, - удивился Миша.

Юрий утешающе похлопал его по спине:

- Не сердись на тетушку, она права.

А Миша уже размышлял, какой будет его месть негодной Соне.

- Познакомься с моим Эзопкой, совершенный проказник!

Миша с восторгом глазел на веселого негритенка. Эзоп церемонно раскланялся, чем рассмешил все общество. Только теперь мальчик заметил Коншина и учтиво приветствовал его.

- Что твои домашние? Все ли здоровы? - спросил Горский.

- Здоровы, - пожал плечами Миша. - Я теперь езжу в пансион, вон Филька меня возит. - Он указал на свои сани.

- Что ж, недурно, - одобрил Юрий. - Однако ты не должен думать, что я забыл тебя. Увы, мне нельзя бывать у вас, а встречаться тайком... Дождемся лучших дней.

- Я понимаю, - кивнул со значением Миша. И вдруг вдохновился: - А вот Соне ничего не скажу про нашу встречу! Пусть мучается, как я.

- Отчего же мучиться? - улыбнулся Горский.

- А она скучает, я же вижу.

Горский подтолкнул мальчика к саням:

- Ступай, великий мститель. Тебя, верно, дома заждались.

Миша помахал рукой на прощание, и сани умчались. Коншин подмигнул приятелю:

- Скучает твоя красавица.

- Она не красавица, - сердито ответил Юрий и пошагал к дому.

- Я не возьму в толк, - не отставал от него кавалергард. - То она стара и нехороша, помнишь, ты сказывал прежде? Потом вдруг - гимны ее красоте, после встречи на балу. Теперь же опять твердишь, что не красавица. Диковинка. Что до меня, так я не нахожу в ней ничего привлекательного.

Горский остановился и метнул грозный взгляд.

- Все, умолкаю! - засмеялся Коншин, выдвигая вперед себя Эзопа.

Однако Юрию давно уже не до смеха. Он метался, воспламенялся и угасал, и не знал, что делать с собой. Он тосковал по службе и часто сетовал, что не может вернуться в полк. Неопределенность положения была для него нестерпима. С отрочества Юрий привык к полковому распорядку, когда все дни заполнены занятиями. Жить по уставу для него было естественно, словно он родился в казармах. Теперь же, предоставленный себе, Горский не мог распорядиться собой со смыслом и пользой. Привычка служить делу мешала ему вести рассеянный образ жизни, а живая натура требовала кипучей деятельности. Юрий завидовал Коншину, который скоро должен был вернуться в Петербург, в родной полк "рыцарской гвардии".

Как ни крути, Горский чувствовал себя много лучше бедным учителем в доме Мартыновых, чем богатым князем в собственном особняке. Вспыхнувшая нежданно любовь к Соне захватила все его существо, но тоже требовала деятельности. Юрий задыхался от невозможности выразить и осуществить свою любовь. Он делался несносен, когда не имел занятия и цели. Коншин, любивший друга, и тот уже насилу терпел его дурное расположение.

- Тебе надобно развлечься, друг мой, а то, того и гляди, рассудка лишишься. Едем со мной к Амалии, у нее весело, - советовал кавалергард. - Любовь какой-нибудь доступной красотки вполне излечит твой сплин.

Однако Горский оставался глух к его советам. Когда-то он не пренебрегал самыми рискованными развлечениями, но теперь все переменилось. Пропал интерес к любовным приключениям, к гвардейскому куражу. Выходило, что Соня была единственной надеждой Юрия, но она не отвечала более на его письма, только ласкала да закармливала сластями Эзопку, который приносил ей записки.

- Она не возвращает мои послания, стало быть, читает их. Это уже немало, - бывало, бормотал Юрий, перебирая в пальцах бронзового ангелочка, который сделался его талисманом.

- Ты беседуешь с безделушкой? - не без тревоги спрашивал его приятель, а Горский краснел, как шестнадцатилетний юнец.

Коншин сокрушался и уезжал с визитами, предоставив князя его хандре и одиночеству.

И теперь оброненное Мишей упоминание о Соне дало новую пищу надеждам Горского. Вернувшись в дом и устроившись с книгой в креслах, Юрий вдруг принял решение.

3.

Второй день бушевала метель, зги не видно. Лошади останавливались посреди улицы, не имея сил двигаться против ветра. Девочки Мартыновых не ходили гулять. Они тихо сидели у камина в гостиной, наряжая кукол в собственноручно сшитые платьица. Сашенька и Биби, сидя за столиком, кроили и шили крохотные рубашонки из батиста. Соня тут же устроилась с книгой. Вот-вот должен был вернуться из должности Владимир. Даша накрывала в столовой обед. Завывание метели за окном не нарушало уюта и мирной тишины теплого дома, а напротив, сообщало им особую прелесть.

Когда в передней зазвонил колокольчик, никто не удивился и не прервал занятий. Тем глубже было изумление, когда в гостиную ворвался незнакомый господин лет сорока пяти в заснеженной богатой шинели с бобровым воротником.

- Где она? - завопил господин. - Где эта дрянная женщина?

Биби вскрикнула и выронила шитье из рук.

- Ах, вот вы где прячетесь! - гремел незнакомец. - Извольте тотяас собраться и следовать за мной!

- Куда? - жалко пролепетала Варвара Михайловна.

- Домой! В Петербург!

Сашенька опомнилась наконец и спросила надменно:

- С кем имеем честь?

Господин Бурцев и не взглянул на нее. Он прожигал супругу испепеляющим взором, а она, как зачарованная, поднялась с софы и направилась к себе готовиться к отъезду. Дети испуганно замерли.

- Сударь! - встала на пути разъяренного господина бесстрашная Соня. - Вы находитесь в чужом доме, извольте соблюдать приличия!

Бурцев