попросил родителей подарить мне на Рождество постоянный абонемент в Музей современного искусства, потому что там есть еще и кинотеатр с программой старых фильмов, и я мог в выходные посмотреть там пять фильмов.

В последующие четыре часа мы выпили все двенадцать «Молсонов», приговорили целую пачку «Житан» и даже совместно приготовили чили из говяжьего фарша, лука, консервированных помидоров и молотого перча чили — того, что я смогла найти в холодильнике и в кухонных шкафах, — и я обнаружила, что оказалась в обществе болтуна экстра-класса. А также невротика, и тоже экстра-класса. У Дункана были сильно обгрызенные ногти, его бил тик, выдававший сильнейшую внутреннюю тревожность и напряженность. Но, боже, как же много он знал — практически всё обо всем.

Дункан действительно хорошо разбирался в искусстве, но рассуждал о нем немного утомительно. Однако поинтересовался также и мной, моими пристрастиями, посочувствовал мне по поводу того, что меня увезли в Коннектикут, и рассказал, что его семья восемь лет подряд снимала на все лето дом в Риверсайде («Так что я с детства дал себе клятву никогда не жить в пригороде»). Отец Дункана, известный адвокат из «Крэйвет, Суэйн и Мур», настаивал на его поступлении после колледжа на юридический факультет.

— Папа меня считает богемным неудачником. И неважно, что я учусь в колледже намного лучше, чем мой брат Майкл. Майк все сделал в точности так, как хотел отец. Учился он на тройки с плюсом, но отец задействовал свои связи и устроил его на юридический факультет Бостонского колледжа. А у меня в прошлом году были отличные оценки, но что толку? Папа то и дело отпускает комментарии: «Зачем тебе все эти идиотские курсы электронной музыки, абстрактной живописи и веймарской литературы? Ты просто дилетант».

Слушая Дункана, я огорчалась за него, сочувствовала, удивлялась нашему сходству. Поймала себя на мысли, что мне нравится ход его мыслей. Дункан признался, что хочет после колледжа учиться на режиссера в Йельской школе драматического искусства. Он видел себя будущим Майком Николсом, хотя в то же время подумывал и о карьере писателя, живущего во Франции. Штука была в том, что многие ребята в Боудине, да и повсюду, не раз делились со мной подобными мечтами, особенно о жизни в Париже, но только Дункан, как мне показалось, мог это осуществить, если сумеет преодолеть сомнения и комплексы, конечно. Это привлекало меня к этому парню еще больше.

Как-то незаметно время подошло к полуночи. Боб не объявлялся. А ведь обещал быть через час у Сэма. С одной стороны, мне было досадно. С другой — обрадовало.

Хотя Боб был исключительно тактичным и предупредительным человеком, я не могла избавиться от чувства, что он мне изменяет, зависнув со своими дружками-спортсменами и бросив меня здесь с Дунканом, отношения с которым зависли в неопределенной фазе между легким флиртом и дикой усталостью. И когда Дункан поцеловал меня очень откровенно, в губы, я не сопротивлялась. Горечь от того, что меня бросили, немного нейтрализовали головокружение от объятий Дункана и чувство опьянения — любовного и настоящего. Но когда Дункан полез мне под рубашку, что-то заставило меня отступить. Это глупо, да и вообще скверно, сказала я себе и быстро встала:

— Я вынуждена попросить тебя сейчас же уйти.

Дункан снова потянулся ко мне. В его движении не было агрессии, он просто взял меня за руки:

— Я без ума от тебя. И мы так подходим друг другу.

— Я принадлежу другому.

— Принадлежу? Принадлежу? Черт, мы же не в романе Джейн Остин. На дворе 1973 год. Мы не принадлежим никому и ни с кем себя не связываем. А я знаю еще с того дня, когда увидел тебя в прошлом году…

— Эти слова тоже из романа Остин.

— Это объяснение.

— Это словесная эквилибристика.

В следующее мгновение я снова оказалась в объятиях Дункана и позволила целовать себя со страстью и напором, которые чрезвычайно меня возбуждали. На этот раз, когда рука Дункана скользнула по моим джинам вниз, я не отодвинулась. Наоборот, меня охватила дрожь, и я прижалась к парню еще ближе. Внезапно мы услышали, как дверь внизу распахнулась, а вслед за тем шаги на лестнице. В считаные секунды мы с Дунканом оказались за кухонным столом, я спешно оправила одежду, Дункан прикурил сразу две сигареты и как раз протягивал мне одну, когда в кухню ввалился Боб. Я застыла от ужаса, решив, что он сразу догадается, чем мы тут занимались. Но как только Боб переступил порог, стало понятно, что с ним случилось что-то действительно ужасное. Вся его куртка была в крови, а взгляд — одурманенный и затравленный.

— Что он здесь делает? — спросил Боб хриплым от алкоголя и агрессии голосом уроженца Южного Бостона.

Я никогда раньше не слышала в его голосе столько злобы.

— Составлял мне компанию, пока тебя не было, — ответила я. — А с тобой-то что случилось?

Боб только помотал головой и пошел, пошатываясь, в нашу спальню, стаскивая на ходу куртку.

— Избавься от него, — крикнул он и захлопнул за собой дверь спальни.

Дункан вскочил:

— Мне пора на выход.

— Извини.

— За что? Вечер был чудесный. — Дункан схватил меня за руки и перешел на шепот: — А ты просто потрясающая.

— Ну, блин, ушел он? — крикнул Боб из спальни.

— Я бы предпочел не оставлять тебя с этим неандертальцем.

— Ты его не знаешь, он не такой, — прошипела я, моментально заняв оборонительную позицию.

И вдруг я услышала, что Боб в спальне плачет. У Дункана глаза полезли на лоб. Взяв лежащий на кухонном столе блокнот, он нацарапал номер:

— Моя квартира в пяти минутах ходьбы отсюда. Если я тебе понадоблюсь или тебе придется сбежать отсюда, позвони мне, и я тут же вернусь. Ты можешь занять мою кровать, а я себе постелю на диване.

— Ты джентльмен.

— К моему безмерному сожалению. — И, в последний раз пожав мне руки, он прошептал: — Держись.

Плач из спальни стал громче.

Дункан схватил свой плащ и сбежал вниз по лестнице. Я открыла дверь в спальню. Боб скорчился на полу, закрыв лицо руками. Первым моим побуждением было подбежать и обнять его. Но кровь на рубашке, эти его слезы и явное опьянение остановили меня. Я подумала: он сделал что-то ужасное.

— Что случилось? — спросила я.

— Я только что все разрушил, — ответил Боб.

Боб, собственно, не сделал ничего ужасного. Это сделали его дружки. Но Боб, пьяный, обкуренный, был рядом, пока четверо его товарищей из братства избивали Хоуи Д’Амато.

— Мы зачем-то забрели в дом Каппа Зет… —