— А как было?

— В воду, знаю, бросали…

— В какую, в ледяную?

— Тоже скажете! — поежилась она.

Никита и сам замерз, но его согревал ее мягкий солнечный взгляд и теплый, невероятно приятный голос.

— Я готов.

— Куда готовы?

— В прорубь.

— Зачем?

— Поверьте, я не утону.

— Хотите сказать, что вы ни в чем не виноваты?

— Перед вами — нет. Или да? Может, вы собирались за Пережогова замуж?

Ульяна от возмущения хватанула ртом студеный воздух.

— Я не хочу об этом даже говорить!

— Так я и не настаиваю…

— Зачем вы пришли?

— Дом хочу этот купить.

— Ну да, так я вам и поверила! — Ульяна завороженно смотрела на него.

— Я хочу сказать вам спасибо за все, что вы для меня сделали.

Ульяна потупила взгляд, открыла калитку, повернулась к нему спиной и, опустив голову, направилась к дому.

И в доме у нее почти ничего не изменилось — все те же чистота и порядок, знакомая обстановка. В камине, как в и прошлый раз, горел огонь, но, помимо этого, комнату грели и отопительные батареи. Тепло в доме, уютно, а то, что Ульяна чуралась гостя, так это временно. Глядя на нее, Никита понимал, что при всем своем желании уже не отступится от нее.

— Тепло у вас, — встав перед камином, сказал он.

— Д-да, т-тепло…

Ульяну вдруг залихорадило изнутри. Ну да, мороз на улице, а она была там в пальто на рыбьем меху.

— Замерзли?

— Сейчас согреюсь…

Она тоже встала у камина. Но этого было мало. Ей срочно нужен был горячий чай под крепкую клюквенную настойку. И еще неплохо было бы натереть гусиным жиром. И в баньку к раскаленной докрасна каменке…

Но бани во дворе не было, и его идею с растираниями Ульяна вряд ли одобрит. А горячий чай в доме точно найдется. Настойку Никита мог бы заказать на дом, если у нее ничего такого нет.

— Даже неудобно, из-за меня все…

У него вдруг возникло желание обнять Ульяну, согреть ее своим телом, только вряд ли она обрадуется этому. Он это понимал, только все равно не смог сдержать свой порыв и прикоснулся левой рукой к ее плечу. Ульяна неожиданно прильнула к нему. Инстинктивно прильнула, как женщина, нуждающаяся в мужском тепле. И он так же инстинктивно повернул ее к себе лицом. Она пугливо взглянула на него, зажмурилась и, как в омут с головой, нырнула к нему в объятия…

В себя он пришел уже в постели. Он лежал на спине, а она — на боку, с жадностью обняв его сразу двумя руками. Глаза закрыты, носик тихонько и уютно сопит, спина все еще мелко подрагивает, но холод здесь ни при чем.

Он смутно помнил, как они, срывая друг с друга одежды, переместились в спальню, как Ульяна вдруг оказалась под ним. Тело у нее поджарое, гибкое, невероятно приятное на ощупь, и столько в нем было скрытой страсти, которую Никита смог выжечь своим огнем. Ульяна, казалось, сама была удивлена, что способна на такое безумие. Стыдно ей, поэтому и прячет она глаза. Но это приятный стыд, потому на губах у нее теплится нежная улыбка.

— Ты, наверное, думаешь, что я со всеми такая, — вдруг сказала она.

— Я сейчас вообще ни о чем не могу думать, — улыбнулся он.

— Думаешь, думаешь… Герман же ко мне приходил, и ты знаешь зачем… Только до сих пор не пойму, что он во мне нашел?

— Это ты зря, — покачал головой Никита. — В тебе столько всего, что мужчине трудно устоять.

— Чего всего?

— Красивая ты, добрая, нежная… — эти слова дались ему легко, и он готов был продолжать, но она закрыла ему рот ладошкой и прошептала:

— Совсем и не красивая.

— Кто тебе такое сказал?

— Сам знаешь.

— Я тоже когда-то думал, что солнце вокруг земли вертится, а потом вдруг оказалось, что все наоборот…

— Не знаю, меня никто никогда не любил. Ну, разве что мама с папой. Сначала мамы не стало, потом папа ушел. Остался только Гена, но он меня бросил. Я тебя, сказал, никогда не любил. Я тебя только терпел…

— Кто такой Гена?

— Мой муж.

— Бывший?

— Ну, в принципе, да.

— В принципе?

— Он не хочет разводиться, его все устраивает.

— Что устраивает?

— Квартира моя устраивает. Он в квартире живет, а я здесь. С женщиной сошелся, она ему ребенка родила. Мне рожать не разрешал… — Ульяна замолчала, вспомнив, похоже, все унижения, боль и прочие мерзости, которые выпали на ее долю.

— Я разрешу, — вдруг сказал он. И Ульяна, словно в порыве благодарности, еще крепче прижалась к нему. — Идиот он, твой Гена.

Он и в самом деле не мог понять мужчину, который отверг такую чудесную женщину. Сначала затуркал, лишив ее всякой веры в себя, а затем бросил.

— Не знаю, — жалко пожала она плечиками.

— А Пережогов что говорил? — не хотелось ему говорить на эту тему, но он все же не выдержал.

— Сказал, что я соседка его мечты, — грустно усмехнулась она. — Не женщина, а соседка… Деньги предлагал. Только я не взяла… Мне мужчина был нужен, а не деньги. Только он мне все равно заплатил. Ты его убил, а ко мне газовщики приехали, за все, говорят, заплачено.

— Я его убил?

— А кто? Я видела тебя. Ты в него стрелял.

— Почему тогда не опознала?

— Жалко стало. И ты на меня так смотрел. Я тебе правда нравлюсь? — ее голос дрогнул, будто она ждала подвоха.

— Очень.

— Ты сейчас уйдешь?

— Нет.

— Останешься?

— Хотел бы.

— Я знаю, у тебя жена есть, и ты ее защищал. От Германа защищал.

— Лариса есть, — кивнул он, — но мы не женаты.

— Я видела ее. Красивая, — вздохнула Ульяна.

— Очень красивая, — добавил он.

— Ты ее любишь?

— Люблю.

— А меня? Ой, извини! — спохватилась она.

— Что извини?

— Я не должна была спрашивать. Гена правильно говорит, что я дура полная. Ясно же, зачем ты пришел. Не смотри на меня!

Ульяна поднялась с постели, но Никита не стал прятать глаза. В одежде она казалась какой-то неуклюжей, даже нелепой, но в костюме Евы смотрелась замечательно. Худенькая, фигуристая, попка и грудь как у девочки. Если в одежде она казалась сутулой, то сейчас Никита этого не замечал…

— Зачем я пришел? — задумчиво повторил он, глядя как она запахивает халат.