Ещё он подумал о Инге. Кому она не нравилась? Только совсем не обязательно вести себя, как Мокашов. Тоже мне рыцарь. Спешился перед воротами и затрубил. Откровенность – хорошо, но и примитивность тоже.

Славка шёл по адресу и с любопытством поглядывал по сторонам. Подростки – девушка и юноша, тонкие и высокие, прогуливали по переулку собак. И обе пары нравились друг другу. Собаки чинно шли рядом. Иногда они останавливались, обнюхивали друг друга, но хозяева дергали за поводок, и шествие продолжалось.

«Собаки естественней ведут, – отметил Славка, он ещё подумал, как явится туда, где его забыли, не ждали, а может и дома-то никого нет, и неудобно идти с пустыми руками».

– Мама, бей, – кричал рядом суетящийся малыш в кожаном шлеме. Его тонкие ножки в белых чулках мелькали то с одной, то с другой стороны мяча. – Г-о-о-о-л! Поняла, мамочка?

«Черт, – подумал Славка. – У него же парень, и ему обязательно нужно или игрушку или хотя бы шоколад. А в карманах хоть шаром покати».

Солнце выглянуло сквозь разрывы облаков, и всё потеплело в случайном свете солнца: стены домов, тротуары, скамейки.

«Ладно, – отмахнулся Славка сам от себя. – И так сойдет».

Отыскав, наконец, нужный подъезд, он помедлил, поднимаясь по лестнице, а затем постоял у двери, поправил половичок, вздохнул и отчаянно надавил кнопку звонка.

Славка звонил и прислушивался. За дверью было тихо. «Неужели никого?»

Он еще раз позвонил и услышал шлепающие шаги.

«Кто?» – раздалось из-за двери, и он вспомнил глухие военные годы.

– Мокашовы тут живут?

Дверь приоткрылась насколько позволяла цепочка, и длинный лиловый нос показался в щели.

– Паня, – раздался затем пронзительный голос, – тут спрашивают.

За дверью мелькнуло белое. Дверь отворилась, и Паня, маленький, улыбающийся и явно выпивший, спросил скороговоркой:

– Вам кого?

Но тут открылась боковая дверь и появилась Инга.

– Боже мой, – сказала она.

– Это к вам, – пояснил Паня, а Славка смотрел на неё словно завороженный. Она немного располнела, но не более того.

Они вошли в комнату с окном во всю стену и ковром на противоположной стене, и было видно, что в комнате живет ребенок: игрушки лежали, книжки, и Славка первым делом спросил:

– Ну, как ваш вундеркинд? Растёт?

– Вот убирала, – кивнула Инга, – нашла его тетрадку, вроде бы дневник.

Первая запись: Люда Лагутина мне все даёт, потому что мы с ней неразлучные друзья.

– Выходит, женщинами увлекается?

– Выходит.

– А соседка у вас – строгая женщина.

– Странная. Ты что, в командировке?

– Проездом.

– Что на работе нового?

– Газеты читай.

– Разве по газетам поймешь.

Он не знал, что отвечать, когда спрашивали о работе. Со стороны она казалась ему клубком, сотканным из противоречий, разноцветных, разномастных кусочков, которые следовало распутывать и соединять. Вырывать, отбрасывать ненужное, поворачивать концы, скреплять. Словом – канитель. Не более.

– Пришёл поздравить соратника. В штучке, что сейчас летит, и его хлопоты.

Где же он сам?

– Защита у них. Чуть ли не каждый день защиты. А ты не кандидат?

– У нас всё-таки не академическая богадельня, – обиделся Славка. Но Инга не обратила внимания на его тон:

– Представляешь, на работу мне позвонил, в ресторан пригласил после защиты. «Хорошо», – говорю. Хотя для женщины неожиданный выход…

Повесил трубку, а куда не сказал. Может, подъедет. Жду.

– Как живешь?

– Хорошо живу.

– А мужики твои ладят?

– Ладят, вроде бы, – улыбнулась она.

– А я не догадывался, что между вами что-то.

– Ты никогда ни о чем не догадывался.

Она разговаривала, смеясь. Всегда так: Славочка, милый Славочка – и получалось не всерьез. С другими у Славки все выходило иначе: другие сами звонили. И он потом только удивлялся: такие разные с виду, а стереотип. Правда, был у него в памяти необычный звонок. Она позвонила:

– Приходи. Нужно поговорить. Придёшь?

– С бутылкой?

– Для чего?

– Мужа отвлечь.

– А его не будет, Славочка. Он в воскресенье на охоте. Попозже приходи, когда Димку уложу.

– До вечера нужно ещё дожить, – ответил он и никуда не пошёл: не в его правилах. А муж её – Воронихин всё же товарищ, хотя и сухарь сухарём. А теперь она – Мокашова, и по-прежнему нравится, а Мокашов – для Славки не закон.

В голове не укладывалось, как она могла уйти, сбежать как в старинных романсах из Краснограда? И он часто думал о ней. «Как же так вышло? Она же совсем иная». А получилось иначе, как в институте шутили, когда проходили термех: «Была бы пара, момент найдётся». Может, всё просто, а он лопух лопухом?

– А Мокашов тогда чокнутым вернулся с Карпат, – сказал Славка. – Не думал, что это связано с тобой.

– Ты ни о чём никогда не думал, Славочка.

– Так уж и никогда?

Но она перевела разговор:

– Вам обоим тогда попало.

– Нет, у нас были одинаковые обстоятельства, – сказал безнадежно Славка, – но мы по-разному их использовали.

Они вспомнили нелепый год, когда «гибрид» отлаживался, и сколько горя пришлось хлебнуть с ним и радости. Дневали и ночевали в КИСе, и чуть выпили на радостях в честь окончания, а их уволили. И Мокашов тогда ушел, прихватив Ингу, а Славка мыкался в КИСе и на полигоне, пока его не вернули в отдел.

– Зачем уехали? Оставались бы в Краснограде.

Она пожала плечами: неужели трудно понять? Женщине очень важно, что подумают и как на неё посмотрят. Она должна ходить независимо, а за спиной чтобы пикнуть не могли.

– Слабонервные вы люди, – Славка вздохнул. – А Мокашов и вовсе псих ненормальный. Ну, уволили. Точно не увольняли нас до этого много раз. Всё потом образуется.

Славка рассказывал, а Инга внимательно смотрела на него. И её внимание волновало. Он просто не знал, куда ему смотреть? Пробовал смотреть ей в глаза, и как-то напряженно смотрел. Затем переводил взгляд на губы. И это выходило неудобным. Кроме того, её полные колени притягивали его взгляд. Он отводил его, но невзначай взглядывал, сбивался, был напряжен и совсем замучился.

Инга, слушая Славку, чувствовала, что по-прежнему нравится ему, смеялась в душе над тем, как он смешно робел, но не принимала его всерьёз. Она не чувствовала в нем мужчины, как чувствовала в других, даже в мерзком Теплицком. И хотя, казалось, она целиком была в прошлом и внимательно слушала, но на самом деле её волновали сегодняшние заботы: «Идти или не идти на банкет?»