– Вы, как мой приятель, – усмехнулся метрдотель. – Он если раз в сезон выбирается на лыжах, то считает, что катается регулярно.

– Мы бываем чаще, чем нужно, – сказал Маэстро. Вся эта волынка начинала надоедать. Но он сдерживал себя, хотя и носом клевал. Ему отчаянно хотелось спать, и когда глаза его слипались, то плыла перед ним красная земля и светились белыми пятнами окна иллюминаторов.

– Если бы вы часто бывали у нас, – продолжал метрдотель, – я бы знал вас в лицо.

– Мы закажем свои портреты, – пытался включиться Маэстро, хотя игра в вопросы и ответы окончательно надоела ему. – Специально для вас. Вы будете знать нас в лицо.

– Хорошо, – жестко и на этот раз без улыбки сказал метрдотель. – Я сам отвечу на свой вопрос.

– Пожалуйста, – пожал плечами Чембарисов. – Всегда, пожалуйста. Приступим к делу. Десять порций печёночки с луком.

– Нет, дорогие мои, на печёнку лимит. Оставим пять порций.

– Пускай пять порций, – согласился Маэстро, и Чембарисов с готовностью кивнул головой.

– Так. Лобио. Сколько лобио?

– Три порции.

– Берите больше.

– Достаточно трех.

– Размазывать по тарелке станете?

Метрдотель уже наверняка нарушил закон работника общепита.

– Три порции.

– Нет, я не буду писать. Потом вы заявите: нас плохо обслужили. Не посоветовали, что взять.

Метрдотель, окончательно потерявший интерес к миссионерам, то откидывался в кресле, выдвигал зачем-то ящики стола, вынуждая их понять бесполезность дальнейшего разговора и покинуть комнату дирекции, смирившись и убеждая себя в том, что на этот раз им не повезло.

Он даже пытался облегчить их отступление, понимая, что молодым присуща строптивость, что сам он ничего не имеет против настойчивых молодых людей, но вести с ними дела неинтересно. А к чему отнимать интерес у любимых дел?

– Знаете, – разъяснил он спокойно менторским тоном, – кабинеты в Москве всего лишь в трех ресторанах. А поэтому, сами понимаете, нельзя обеспечить всех.

Дверь скрипнула для метрдотеля кстати, и, нацепив бутафорскую улыбку, он спросил:

– Вы ко мне?

Миссионеры обернулись. На пороге стояли женщина в прекрасной меховой шубе и мужчина с полным лицом. Шуба бросалась в глаза. Даже неопытному глазу, а, может, именно неопытному, она казалась очень дорогой.

«Переходный период, – подумал Маэстро. – Кто в чем».

«Отчего в шубе? – подумал Чембарисов, – Ведь жарко, наверное. Нет, к метрдотелю именно в шубе», – вдруг радостно догадался он.

Вошедший мужчина был неопределенного возраста, таких за подтянутость и аккуратность в одежде очень долго зовут «молодыми людьми». Они опытны в жизни, цепки и могут выглядеть по желанию: доступными или непроницаемо холодными. Денег у них своих, как правило, нет, но они им и не особенно нужны. Потому что подобные «молодые люди» бывают только с денежными людьми, которым, чтобы с шиком прокутить свои деньги, требуется именно такой «молодой человек», способный в скромную вечеринку внести масштаб и размах именно потому, что у него нет и никогда не было собственных денег.

Пауза затянулась. Метрдотель улыбался натянуто профессиональной улыбкой:

– Чем могу быть полезен? Прошу.

– Мы вам звонили, – начал было молодой человек одним из стандартных начал, удобных для разговора на людях.

– Да, – подтвердил метрдотель. Он привык к полному взаимопониманию.

Молодой человек посмотрел: «Удобно ли?» «Да, удобно», – кивнул метрдотель.

Чембарисов дернул Маэстро за рукав. И повинуясь его взгляду, Маэстро взглянул на женщину. Перед ними переодетая и причесанная стояла знакомая представительница Академии Наук. «Почему она здесь? Как она успевает? Видно дело её выгорело».

Между тем метрдотель кивал, как обученная цирковая лошадь. Закусил губу, изобразил размышление и после этого спросил:

– На четырнадцать вас не устроит?

– Тесновато выйдет.

– Но, помилуйте, всего-то подставите стул. В тесноте да не в обиде пословица, говорят, у подводников.

– Простите, – сказал Маэстро, но метрдотель ответил быстро, так, что улыбка не успела сползти с его лица:

– Минуточку.

И замер, прислушиваясь внутри себя к тому, что рождалось, неожиданное для него и других, чем он удивит и всех обрадует.

– Простите, – сказал Чембарисов. – Но мы не закончили разговор.

– Мы вас не задержим. Ведь нам только уточнить, – улыбнулся обворожительной улыбкой молодой человек. – Мы договорились о встрече по телефону.

И молодой человек уверенно посмотрел на метрдотеля:

– Рублей сто пятьдесят хватит для залога?

– Вполне, – заулыбался метрдотель.

– Мы договаривались по телефону, – подтвердил он.

– С кем?

Он показал на женщину Академии Наук..

– Когда?

– Вчера.

Укажи он на него, и всё бы получилось. Но метрдотель указывал на неё: представительницу Академии наук, забавлявшую их на полигоне, облапошившую в Актюбинске, предельно близорукую, из фасона не желающую сейчас надеть очки.

Впрочем, это к лучшему. Что с того, если бы она узнала их. Может, даже пригласила бы. «Давайте подставим стульчики в кабинет».

– Пойдемте, я покажу кабинет. Прошу, – метрдотель уверенно распахнул дверь.

Когда он вернулся, миссионеры по-прежнему сидели на своих местах.

– Ну-с, – с удивлением произнес метрдотель. – В чём дело?

На лице его теперь была улыбка недоумения, одна из улыбок, которые были у него в запасе и на подобный момент. В курс обучения, который он проходил, в число специальных предметов входило и обучение улыбкам.

– Я вижу, что вы мне не верите, – с укоризной сказал он и улыбнулся вполне убедительно. – Не верите, а я могу вам показать корешки заказов: большой заказан под свадьбу, маленький… Ожидаем делегацию доверительно сообщил он, но миссионеры не реагировали на его слова. Они спокойно сидели, думая о своём, и это было невыносимо.

– Какая норма у вас на кабинет? – полюбопытствовал Маэстро, стандартный проходной бал?

– На какой кабинет?

– На тот.

Кабинет на четырнадцать персон уже выпал из разговора, и теперь они говорили «тот» кабинет, и метрдотель подумал: «Культурные и воспитанные ребята. И в том, что у них мало денег, не их вина. Ведь нужно очень много работать, чтобы посещать рестораны в центре Москвы. И не его, метрдотеля, дело знать, где именно работать. Важно очень много работать, и будет всё о’кэй!»