Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не перебивай. Знаю, и все.
— Аквиния, дорогая, — вступила моя мама, — вы ошибаетесь, уверяю вас! Ваш бывший муж не мог подарить маленькой девочке такую дорогую вещь; я все обыскала в доме — у нас нет этих бриллиантов, клянусь!
— Никто не говорит, что они у вас в доме.
— Даже если ему казалось, что моя дочь слишком восторженна, слишком покорена, — не слышит ее мама, — я уверена, она не позволяла себе ничего плохого! Я воспитывала ее в лучших традициях целомудрия, я отдала ее воспитанию все силы, всю свою молодость. Да вы знаете, чего мне это стоило — одной воспитывать дочь?!
— Извините, а что это за традиции целомудрия? — заинтересовалась Анна-бель. — В каком возрасте вы объяснили дочери разницу между мальчиком и девочкой?
— Что? — очнулась мама от упоения собственным самопожертвованием. — Какую разницу?
— Все понятно, — кротко вздохнула Анна-бель.
Лицо мамы пошло пятнами.
— Не волнуйся. — Я погладила ее по руке. — Мне все и в подробностях объяснил Богдан. И еще, отчего начинаются месячные и как нужно предохраняться.
Получилось жестоко, но сил выслушивать мамины восторги и жалобы о своей нелегкой доле родительницы уже не было.
— Я так и думала, — кивнула Аквиния.
— Вы не смеете! — вскочила мама, опрокинув стул. — Я вам тут не позволю!.. — Она выбежала из комнаты.
— Давайте закончим с делами, — бесстрастно предложила Аквиния.
— Откуда вы знаете, что Богдан пообещал бриллианты мне?
— Знаю, — повторила Аквиния.
— Да откуда же? Насколько я поняла, вы не общались с ним после развода. Вы слышали, как он это говорил?
— Она видела, — с усмешкой подсказала Анна-бель. — Ви-де-ла.
— Видела? Как это?..
— Она видела тебя голой в камушках, — понизила голос Анна-бель, покосившись в сторону коридора. — Она видела, что сказал Богдан. — В меня опять уставился ее веселый глаз сквозь трубочку из ладони.
— Я умею читать по губам, — подтвердила Аквиния. — Я почти десять лет работала в приюте для детей-инвалидов.
— У меня их нет, — развела я руками. — И, как ни странно это звучит, я искала вашу дочь, хотела ее увидеть и поговорить.
— Зачем? — напряглась Анна-бель.
— Я хотела сказать ей, что Богдан скучает, что бриллианты, конечно, принадлежат ей.
— Он и сам мог это сказать, — усмехнулась Анна-бель. — Дочь посещала его вопреки моим запретам.
— Значит, Аквиния желает, чтобы я нашла это ожерелье для дочери Богдана?
— Желаю, — кивнула Аквиния. — Это семейная реликвия; нам с ним Бог детей не дал, но мой младший сын…
— Прекрати, — лениво попросила Анна-бель.
— Мой младший, — повысила голос Аквиния, — обручен с Людочкой.
— Очень смешно. Он совсем не говорит по-русски.
— Они переписываются. В будущем месяце Лю-дочка приедет в Америку. Мой сын наполовину ирландец, он красив и смел, от него трудно отказаться.
Покопавшись в кармане длинной кофты, Аквиния достала что-то похожее на портсигар, раскрыла его, и я имела счастье минут пять рассматривать небольшие фотографии огненно-рыжих и совершенно неотразимых сыновей Аквинии с такими правильными чертами лица, что закрадывалось подозрение, не покрасила ли она парочку бюстов каких-нибудь известных греков.
— Счастливые молодожены средних лет из них вряд ли получатся, — умерила ее восторг Анна-бель. — Моей дочери тридцать восемь — в таком возрасте не бросаются бездумно в замужество, потому что уже не имеют терпения и оптимизма малолеток.
— Анна-бель, а чего вы от меня хотите?
— Не слушай ее, она меркантильная дура, — тут же отреагировала на мой вопрос Аквиния.
— Значит, ты, желающая, чтобы моя дочь через месяц приехала на смотрины к твоему сыну в ожерелье за полмиллиона — не меркантильная, да? И еще хочешь сказать, что, лелея в душе надежду на этот идиотский брак сорокалетних переростков, на их внуков, ты не дура?
— Я родила своего старшего в сорок пять, и все было в порядке! Я хочу, чтобы семейная реликвия…
— А я чуть не сдохла от кровотечения при родах в тридцать шесть и повторить мой подвиг дочери не позволю!
— Тихо! — Я подняла руки. — Пусть Анна-бель ответит, что ей от меня надо.
— Мне нужен нож, который нельзя забрать с пола, пока не найден убийца.
— Какой еще убийца?
— Разве твоя мама не объяснила тебе, что Богдана убили?
— Зачем его нужно было убивать?
— Это может знать только тот, кто убил, — логично заключила Анна-бель.
— Это все ерунда, — отмахнулась Аквиния. — Предрассудки. Иди и забери этот нож с пола, кто тебе мешает? — Она повернулась ко мне и объяснила: — Наследники какого-то Купина, проживающие в Таиланде, обещали ей кучу денег, если она согласится продать три ножа Богдана. Оказывается, это ножи из коллекции, даже футляры сделаны известным мастером. Они написали письмо, прислали приглашение…
— Я сама расскажу!
— А эта дура!..
— Заткнись! Я сама расскажу. — Анна-бель постучала по столу ладонью, привлекая мое внимание. — Я поехала туда. Все было шикарно. Представь: это очень богатая русская семья — отели на побережье, яхты, казино. Один из них, Матвей, мне очень понравился, очень. Он на пять лет моложе, но выглядит шикарно, мы с ним отлично смотримся. И я по глупости рассказала, что одним из ножей был убит мой бывший муж. Матвей сначала только улыбнулся — сказал, это ничего, нож специально приспособлен для убийства, а потом я случайно проговорилась — назвала имя этого ножа — Мудрец. Он даже в лице изменился: “Не может быть! Если его убили, то только ножом Ай!” Нет, его убили Мудрецом, — настаивала я. И доупиралась: оказывается, если эти освященные ножи были использованы не по назначению, любому, нарушившему их местоположение после этого, грозит страшное проклятие!
— Ерунда, — повторила Аквиния.
— А вот и не ерунда! Человек из органов, который держал этот нож у себя как вещественное доказательство почти месяц, — он и потом не хотел его отдавать, я жалобу писала! — превратился в настоящую жабу!
— Ты говорила раньше, что в бегемота, — заметила Аквиния.
— Какая разница? Он за пару лет достиг такой степени ожирения, при которой уже показывают свой живот и задницу за деньги в цирке или идут в борцы сумо!
Я закрыла глаза, стараясь справиться с гулом внутри моей головы.
— Ее мать, — понизила голос Аквиния, — сдвигает этот нож каждые две недели, протирает паркет и кладет обратно.