Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему Хелен скрывала все от меня?
Д’Агоста пожал плечами:
— Стеснялась того, как вы познакомились, стеснялась своей маленькой невинной лжи.
— Маленькой невинной лжи? Не верю. Она таилась от меня по куда более серьезной причине. — Пендергаст опять уселся в кресло и вперил взор в картину. — Прикройте ее.
Д’Агоста набросил на картину покрывало. Он уже начинал беспокоиться. Агент казался ему не совсем нормальным.
Пендергаст прикрыл глаза. В библиотеке стояла тишина, нарушаемая тиканьем старинных высоких часов с маятником.
Д’Агоста тоже присел. Иногда Пендергасту нужно дать побыть Пендергастом.
Глаза агента медленно открылись.
— С самого начала мы смотрели на этот вопрос под неверным углом.
— Как так?
— Мы полагали, что Хелен интересовалась художником Одюбоном.
— Ну? А кем же?
— Она интересовалась пациентом Одюбоном.
— Пациентом?
— Вот именно. Это же была ее страсть — медицинские исследования.
— Тогда зачем искать картину?
— Затем, что он написал ее сразу после выздоровления. Она хотела проверить свою теорию.
— Какую теорию?
— Мой дорогой Винсент, известно ли нам, от какой болезни страдал Одюбон?
— Нет.
— Именно. А его болезнь — ключ ко всему! Хелен хотела узнать о самой болезни. О том, как она изменила Одюбона. Ведь именно болезнь, видимо, и сделала гения из весьма посредственного художника. Она знала, что он отчего-то изменился — и потому побывала в Нью-Мадриде, где он пережил землетрясение. Хелен повсюду искала то, что его изменило. И как только она узнала о его болезни, тут-то ее поиски и кончились. Ей нужно было посмотреть на картину и подтвердить свою теорию: болезнь Одюбона каким-то образом изменила его сознание. Она чудесным образом подействовала на его психику.
— Как-то я не врубаюсь.
Пендергаст вскочил.
— И именно потому она скрывала все от меня! Потому что это могло стать важнейшим, ценнейшим открытием в медицинской науке. И наши с ней отношения здесь ни при чем. — В порыве чувств он схватил д’Агосту за руки. — Я так и топтался бы на месте, если бы не ваша, дорогой Винсент, гениальная догадка!
— Ну, это уж вы чересчур…
Отпустив лейтенанта, Пендергаст быстро направился к дверям библиотеки.
— Пойдемте, времени у нас мало.
— А куда мы? — спросил д’Агоста, поспевая за ним. Все еще в недоумении, он пытался проследить ход мыслей своего коллеги.
— Подтвердить ваши подозрения — и узнать в конце концов, что все это значит.
Стрелок — он лежал в негустой тени — изменил позу, отпил воды из солдатской фляжки. Потер по очереди виски надетым на запястье напульсником. Двигался он медленно, методично, полностью погруженный в лабиринт растительности.
Впрочем, предосторожности были излишни: объект его никак не сможет увидеть. Однако годы охоты на другую добычу — четвероногую, самую разную, очень осторожную и сверхъестественно чуткую — приучили его к осмотрительности.
Укрытие нашлось отличное: густой дубовый валежник затянутый, словно пеной, густым испанским мхом; лишь кое-где виднелись небольшие прорехи, в одну из которых стрелок и высунул ствол своего «ремингтона». Отличным оно было потому, что было естественным — в местных лесах и болотах ураган «Катрина» оставил множество подобных следов, и на них никто не обращал внимания.
На это стрелок и рассчитывал.
Дуло «Ремингтона» торчало не больше чем на дюйм. Сам стрелок полностью находился в тени, стволы прикрыл специальным черным неотражающим полимером — а вот объект будет освещен утренним солнцем. Оружия не увидят даже во время выстрела: для этого на дуле установлен пламегаситель.
Свою машину — полноприводный «Ниссан» — стрелок завел в заросли и лежал на площадке, опустив задний борт.
Машина стояла на старой лесовозной дороге, ведущей на восток. Если его кто-то увидит и пустится в погоню, ему хватит тридцати секунд, чтоб добраться до кабины, завести двигатель и рвануть по дороге. Две мили — и он на автостраде, в безопасности.
Сколько придется ждать, снайпер не знал — может, десять минут, а может десять часов, — да и не важно. У него есть стимул, какого никогда раньше не было. Впрочем, нет. Один раз был.
Утро выдалось туманное, росистое, воздух в темном укрытии казался душным и мертвым. Тем лучше. Стрелок опять потер виски. Кругом монотонно гудели насекомые. Суетливо попискивали и шуршали полевки. Должно быть, у них рядом гнездо. В последнее время чертова мелкота расплодилась по всем болотам — прожорливые, как лабораторные кролики, и людей почти не боятся.
Стрелок опять отпил воды, еще раз осмотрел оружие. Двунога была тщательно установлена и закреплена. Открыл затвор, проверил, хорошо ли вставлены патроны — калибра.308, — и закрыл. Как большинство истинных снайперов, он предпочитал винтовки со скользящим затвором — за их точность и устойчивость. Во внутреннем магазине имелось на всякий случай еще три патрона, но благодаря снайперскому стрелковому комплексу достаточно будет одного выстрела, а остальные он даже не собирался использовать.
Важнее всего тут был оптический прицел «Леопольд Марк 4 М1». Стрелок посмотрел в него, подержал крест визира на двери плантаторского дома, затем на дорожке, потом на «Роллс-ройсе».
Семьсот или семьсот пятьдесят ярдов. Один выстрел — одно попадание.
Глядя на автомобиль, снайпер почувствовал, что сердце забилось чуть быстрее. Он еще раз прокрутил в голове свой план: подождать, пока объект сядет за руль и заведет двигатель; автомобиль двинется по закругленной дорожке, и перед поворотом на выезд слегка притормозит — тогда и стрелять.
Снайпер лежал абсолютно неподвижно, стараясь замедлить биение сердца. Нельзя волноваться, нельзя, чтобы его отвлекали разные чувства — нетерпение, злость, страх. Только спокойствие. Оно выручило его раньше, в вельде, в высокой траве, в положении, куда более опасном, чем теперешнее. Глазами он приник к прицелу; палец лег на предохранитель. Стрелок опять напомнил себе, что это — просто задание. Нужно смотреть на все именно так. Сделать последнее дело — и кончено, и теперь уже навсегда.
Словно в награду за его выдержку, дверь открылась, и вышел человек. Снайпер затаил дыхание. То был не объект, а другой — коп. Палец медленно, очень медленно — казалось, он и не двигался — переместился с предохранителя к спуску, такому легкому, что достаточно прикосновения. Приземистый коп постоял на широком крыльце, осторожно огляделся. Снайпер не волновался: укрытие у него надежное.
Из темного дома вышел объект, и оба спустились с крыльца на гравийную дорожку. Снайпер смотрел на них в прицел, держа перекрестие на голове объекта. Он не хотел выстрелить раньше времени; у него отличный план, нужно его придерживаться. Те двое шагали быстро — видно, куда-то спешили.