— А парень?

— Парень как парень, самый обыкновенный. Я его тоже особенно не разглядел, он быстро ушел, говорю же. Они какие-то планы рассматривали, когда я вошел.

— Планы?

— Мне так показалось. Как будто чертежи. Этот парень бумаги со стола собрал и был таков. Должно быть, смету на следующий ремонт готовили, уроды!..

Парень, подумал Шаховской. Девушка со странным именем Милана тоже упоминала какого-то человека, с которым Павел Ломейко собирался написать совместную научную работу или что-то в этом роде. Впрочем, полковник Никоненко утверждал, что у убитого был огромный круг знакомых!

…Может, нужно думать именно в этом направлении? В направлении непонятной научной работы или статьи, которую Ломейко собирался писать, если на самом деле собирался? Зачем ему научная работа?.. Ну, докторское звание понятно зачем — для статуса и дальнейшего получения соответствующих мест, да и вообще все приличные люди нынче доктора наук, — а работа или статья зачем? Особенно после скандала с диссертацией! Логичней было бы о себе не напоминать, по крайней мере какое-то время, чтоб история с плагиатом подзабылась, и дремучее, консервативное «научное сообщество», сплошь состоящее из странных людей, именуемых «порядочными», ничего не понимающих ни в жизни, ни в добывании «доходных мест», ни в «освоении бюджетов» в свою пользу, немного успокоилось, сообразило, что Павлу Ломейко лучше не мешать, он все равно своего добьется! А в случае чего папа поможет, тоже большой ученый!

При чем тут статья? И что это за статья?..

Возле подъезда Думы, где всегда так сильно задувал ветер, что приходилось поворачиваться к нему спиной и поднимать воротник, Шаховской изложил свои соображения Варваре.

— Нужно у Игоря спросить. Наверняка в кабинете Ломейко остались какие-то записки, бумаги.

— Наверняка остался планшет с фотографиями и перепиской, Варвара! Бумаги — это очень скучно и несовременно. — Он повернулся и шел спиной вперед, вел Варвару за руку. — Продвинутые и успешные молодые менеджеры выкладывают свои портреты с подписями «Я за рабочим столом» или «Я на совещании». А еще «Я в бассейне» и «Я в караоке». И «Я кушаю», это обязательно.

Она засмеялась.

— Но бумаги какие-то должны быть. И бабка, о которой вы все толкуете!.. Бурлаков тоже сказал, что она приходила и митинговала!

Тут Дмитрий Иванович вдруг понял, что ни к какой бабке идти не хочет, а хочет гулять по ветреным бульварам, держать Варварину ладошку, слушать, как она говорит, смотреть, как она улыбается и поднимает воротник пальто, закрывая покрасневшее от ветра ухо.

— А может, не пойдем сегодня к бабке? — спросил он, и ему стало неловко. — Может… завтра пойдем?

…Если она согласится, завтра будет продолжение. Ничего не закончится сегодня.

— Мы же вроде бы сейчас собирались!

— А пойдем завтра.

— Ну, хорошо, — согласилась Варвара. — Завтра так завтра. А сейчас по домам?

Как же это так получилось, что огромная часть жизни, в которой назначают девушкам свидания, приглашают гулять по бульварам, разговаривают о пустяках, страшно важных, не боятся выглядеть смешно или глупо, прошла мимо него? Прошла, а сейчас вдруг вернулась, и он понятия не имеет, что нужно делать!

— Варя, — сказал Дмитрий Иванович, к которому вернулась огромная часть жизни и теперь ожидала неподалеку, — я не хочу с вами расставаться. Разве вы этого не понимаете?

1906 год.

— Ну-с, можете взглянуть, Дмитрий Иванович.

Мучитель несколько отступил в сторону, полюбовался работой и, кажется, остался доволен.

Шаховской, очень сердитый, выбрался из кресла, в котором он просидел битый час с четвертью, подошел к зеркалу и посмотрел.

Не было в зеркале никакого князя Шаховского, секретаря председателя Думы. Там отражался солидный господин возраста, далеко перевалившего за средний, в усах, с пробором в набриолиненных седых волосах и в визитке.

— Боже мой, — убитым голосом пробормотал князь, рассматривая господина в зеркале.

Алябьев тоже рассматривал отражение с пристрастием, потом озабоченно поправил ему парик. Следом за его движением против воли Шаховской мотнул головой.

— Постарайтесь немного обвыкнуться в этом облике, князь. До вечера еще есть время. На улицу вам лучше не выходить, конечно, но можно спуститься выпить в буфетной чаю.

Шаховской потрогал накладные седоватые усы.

— Разве можно чаю, Алексей Федорович? С эдаким… приспособлением?!

— Не беспокойтесь, не отвалятся! Клей новейший, немецкий. Будет держать долго. Пожалуй, в бане придется отпаривать после операции!

Они разговаривали в номере гостиницы «Европа», где остановился миллионщик из Канадского Доминиона, бывший сибиряк Семен Михайлович Полозков, из старообрядцев. В гостевой книге было записано именно так — на предмет, если будут проверять. Алябьев утверждал, что проверять обязательно будут, и наверняка уже проверяли.

В парике и усах, с сильно разрисованным лицом Семен Михайлович Полозков, то есть князь Шаховской, чувствовал себя до того неловко, что то и дело непроизвольно дергал шеей, как бы стремясь освободиться от маски.

— А в буфетную вам сходить непременно нужно, — продолжал Алябьев. — Показаться. Там наверняка наблюдатель посажен, и не один.

— Для чего же наблюдатель?

Алябьев помолчал.

— Дмитрий Иванович, тут не Государственная дума! Тут заговорщики и террористы, на карту поставлены их интересы. Да что интересы, жизни человеческие! Разумеется, я сделал все возможное для того, чтобы нам поверили до конца, но необходимы крайняя осторожность и секретность!.. Агентов в гостинице нет, чтобы, сохрани бог, соглядатаи ничего не заподозрили. Ведите себя как можно естественней.

— А как ведут себя старообрядцы из Канады?

— То-то и оно, что ни вам, ни мне это не известно, да и актер из вас вряд ли получится. Так что ваша задача ни с кем в беседу не вступать, обращать на себя как можно меньше внимания, что в вашем положении вполне объяснимо!.. Наш Семен Михайлович не на богадельню, а на революцию жертвует, да еще такую сумму! Завтра ему на пароход, а сегодня вечером, попозже, он встречается с господами революционерами! Сидит у себя в комнатах, здесь же обедает, выходит чаю попить и газету почитать, этого достаточно. Наше с вами свидание не подозрительно, считается, что мы познакомились во время моего прошлогоднего вояжа по Северной Америке, и я вам подсказал, как лучше всего употребить капиталы.

— Роль у вас незавидная, Алексей Федорович.

— Я с малолетства на государевой службе, Дмитрий Иванович, — сказал Алябьев твердо. — В секретных операциях участвовал не раз и не два. Ничего зазорного для себя в этом не вижу. Служу отечеству, как считаю нужным.

Шаховской уселся так, чтобы не видеть в зеркале отражения Семена Михайловича.