Он подтвердил, что был «не физический, а лишь ментальный контакт».

«Понятно. Ментальный. И тот единственный вид контакта осуществлялся через тех трех женщин?»

«Да, через трех Женщин».

«Хорошо. Итак, единственным доказательством и поводом для казни тех 30 человек было то, что они связывались с партизанами ментально и по дороге домой они так же ментально строили планы о сопротивлении властям. Именно этим доказательством вы располагали?»

Это действительно было «доказательство». И на его основании Клингельхофер приказал расстрелять не только 30 евреев, но еще и трех женщин. Но в защиту подсудимого следовало сказать, что он обращался с женщинами истинно по-рыцарски. Как он утверждал: «Я приказал унтер-офицеру отделить тех женщин от приговоренных к расстрелу мужчин. Кроме того, я распорядился, чтобы они были расстреляны отдельно и соответствующим образом. Я приказал унтер-офицеру завязать им глаза перед тем, как расстреливать».

Потом Клингельхофер сделал еще одно признание. Он приказал похоронить тех женщин отдельно.

Конечно, было очевидно, что по закону не было никаких оснований для того, чтобы проводить ту казнь, и вообще для того, чтобы казнить жертвы только за то, что они были евреями. После умелого перекрестного допроса, проведенного главным обвинителем Ференцем, Клингельхофер наконец сделал еще более важное признание, в ответ на вопрос обвинителя:

«Итак, нарушал еврей законы или не нарушал, его все равно убивали. Оставался он в гетто или покидал его, его все равно убивали. Шел ли он на контакт с партизанами или нет, его все равно убивали. Что бы еврей ни совершал, он все равно подлежал казни, не так ли?»

«Да».

Клингельхофер был офицером, которому поручили возглавить экспедицию за меховыми вещами, мероприятие, о котором уже вкратце было рассказано. Описывая его, Клингельхофер показал, что евреи, у которых он отнимал меховые вещи, были арестованы по приказу гауптштурмфюрера СС Эгона Ноака, а их казнь осуществлялась «людьми Ноака, но под моим наблюдением». Далее он заявил, что «можно было предположить, что благодаря созданным для них хорошим условиям жизни в СССР евреи владели хорошей зимней одеждой, что такой одежды было столько, что конфискации для нужд вооруженных сил не имели для них особого значения».

В этом заявлении подсудимый, конечно, был прав, так как для убитых евреев действительно было уже не очень важно, что позже произойдет с их зимней одеждой.

Несмотря на «внутреннее сопротивление» выполнению приказа фюрера, которое испытывал Клингельхофер, он служил в эйнзатцгруппе в течение 30 месяцев, не делая попыток добиться другого назначения.

«Вы ведь никогда не делали заявления Науману, в котором просили бы его о переводе из эйнзатцгруппы, не так ли?»

«Нет, потому что в этом не было особого смысла. Он бы все равно не отпустил меня».

«Откуда вы знаете, что он не отпустил бы вас?»

«Я знаю, что он не отпустил бы меня. Я знаю это, поскольку был на особом счету, как специалист, владеющий русским языком и знающий местные условия. Поэтому он не смог бы обойтись без меня».

Насколько можно было доверять Клингельхоферу, можно проиллюстрировать на следующем примере. Перед судом его допросил следователь союзников Уортенберг. При этом все ответы были зафиксированы письменно. В протоколе того допроса ничего не было сказано о трех женщинах, о которых Клингельхофер упоминал на суде. Я спросил подсудимого, задавал ли ему следователь вопрос об участии в убийствах женщин и детей. Подсудимый подтвердил, что ему задавали этот вопрос. Он ответил на него, что «в принципе» не убивал женщин и детей. Он добавил, что хорошо это запомнил, так как перед глазами у него «стояла картина 200 женщин и детей, которых он приказал отправить назад в гетто».

Он произнес это с некоторой бравадой. Тогда я спросил: «А не видите ли вы перед собой картину тех трех женщин, стоявших перед отделением стрелков в лесу перед свежевырытой могилой и готовых вот-вот отправиться к Создателю? У вас не стоит перед глазами это?»

Он слегка покраснел, а затем, восстановив самообладание, объяснил, что в момент допроса он волновался. Кроме того, как сказал подсудимый, он был подавлен тем фактом, что Германия проиграла войну. Интересно его свидетельство по этому поводу.

«Были бы вы удовлетворены, если бы рейх добился своих целей в завоевании Европы?»

«Ваша честь, я не уверен, что целью рейха было завоевание Европы. Этого я не знаю. Но конечно, я был бы счастлив, если бы Германия выиграла войну. Это вполне естественно».

«Вы были бы удовлетворены победой Германии в войне даже в ее нынешнем состоянии: 2 миллиона немцев убиты (непонятно, откуда взята эта цифра. Еще в 1950-х гг. в серьезных источниках фигурировала цифра 6,5 миллиона убитых немцев (Арнтц Гельмут. Людские потери во Второй мировой войне // Итоги Второй мировой войны. Гамбург, 1953; М., 1957. С. 593–604). — Ред.), страна лежит в руинах, а вся Европа опустошена. Вы все равно были бы рады такой победе в войне?»

«Да».

«Вы уверены?»

«Да, конечно, это же естественно. Это в самом деле так».

Оберштурмфюрер (обер-лейтенант) СС Гейнц Герберт Шуберт, который с гордостью заявил нам, что является потомком знаменитого Франца Шуберта, внес свой вклад в трагическое произведение Marcia Funebre (Похоронный марш), регулярно исполнявшееся эйнзатцгруппой D на земле Крымского полуострова. Шуберт служил адъютантом Отто Олендорфа с октября 1941 по июль 1942 г. и в течение всего этого периода был полноправным членом организации во всех ее свершениях, поскольку ему приходилось иметь дело с директивами, приказами об осуществлении массовых казней, рапортами в Берлин о результатах работы.

Коренастый, одетый в военный мундир с бархатным воротником, этот человек поразил всех, высказав мнение, что он вовсе не причастен ни к каким преступлениям. Он говорил, что занимал в эйнзатцгруппе чисто административную должность, следовательно, не отвечает за те преступления, которые совершал ее личный состав. Но на самом деле вина Шуберта началась еще тогда, когда он добровольно вступил в объявленные вне закона организации СД и СС (вне закона эти организации были объявлены после войны. — Ред.), которые повсюду творили свои преступные дела. Его вина усугубилась тем, что он добровольно, по собственной воле принимал участие в без всякого сомнения преступных деяниях эйнзатцгруппы D.

Всем было абсолютно ясно, что этот человек, сотрудничавший с воровской шайкой и занимавшийся там лишь ведением бухгалтерских книг, но в то же время пользовавшийся всеми плодами преступлений этих людей, так же виновен, как и его друзья-бандиты, занятием которых были, например, грабежи банков. Но адвокат Шуберта уверял, что в случае с его клиентом дело обстоит иначе. Однако ему так и не удалось продемонстрировать суду эту разницу. Шуберт был не просто книжным клерком в шайке преступников, занимавшейся насилием и беззакониями. Его жизнь не была жизнью канцелярского работника. Вместе со своими подельниками он принимал участие в одном из самых чудовищных массовых убийств, в котором погибло огромное количество народа. Это произошло в Симферополе, и эта бойня заслуживает того, чтобы о ней было рассказано отдельно.