Ребел подняла глаза:

– Душ?

* * *

После душа она почувствовала себя намного лучше. Напряжение ушло, пришел покой. Ребел вытерлась, оделась и через темный, обшитый деревом коридор вернулась в гостиную. По дороге ей несколько раз хотелось свернуть и пробраться в отдаленные помещения корабля, но у нее не было времени. В гостиной мужчины уже разговаривали, как старые друзья.

Борс и Уайет обсуждали литературу и войну.

– Вы должны понять, что техника развивалась с огромной скоростью, – говорил Борс. – Как только Земля приобрела сознание, она пустила все свои ресурсы на наиболее эффективное распространение техники. Скажем, в марте установили первый приемопередатчик, а к Рождеству вся Земля уже составляла единое целое. За пределами планеты догадались, что произошло, только тогда, когда взлетели первые боевые корабли. Как сказал один юморист – когда осы бросились им в лицо.

Ребел придвинула кресло поближе к огню, села и подтянула колени к подбородку. Ей было тепло, удобно и спокойно, она обняла ноги руками и стала смотреть, как играют огненные блики на лице Уайета.

– Да, но при чем тут это? В то время вне Земли жили сотни миллионов людей. Не может быть, чтобы они не взяли с собой книги. Если что-то и потерялось за время войн, так какие-нибудь незначительные работы, которые нет смысла и восстанавливать. Но предположение, что утрачены выдающиеся литературные произведения?.. Это сказки.

– Нет, нет, мы говорим об историческом периоде крайнего бескультурья. Эмигранты первого столетия не были лучшими представителя Земли. Художественная литература снова вошла в моду только после колонизации Внешней системы. Поверьте мне, когда месяцами торчишь в крошечном корабле без заморозки, начинаешь ценить Энтони Троллопа. Жалко, что к тому времени половина его книг пропала.

– Но лучшие уцелели. Те, которые люди действительно любили читать.

– Не обязательно. Имейте в виду, что сто пятьдесят лет назад большинство сведений хранилось в электронных устройствах, а первый удар Земля нанесла по банкам данных. В начальный месяц войны, прежде чем отступить на свою территорию, Земля внедрила во все значительные информационные сети Внутренней системы Искусственный интеллект. Эти сети пришлось уничтожить. Некоторые даже говорят, что без Ванга и Маленкова…

– Мне кажется, что Маленков сам был не человек, а Искусственный интеллект.

– Зато патриот.

– Да, конечно.

– Ну, как бы там ни было…

Ребел положила подбородок на колени, слегка повернула голову набок и с удовольствием слушала. Ей было уютно, ее переполняло счастье и в то же время грусть. Она наслаждалась теплом очага и не вникала в смысл слов: они представлялись ей милым, неразборчивым журчанием знакомых голосов, интонации плавно то повышались, то понижались. Это было прекрасно. «Остановись, – молила она. – Пусть это мгновение длится вечно!»

– Вот пример, из которого вы поймете, что я имею в виду, – сказал Борс. – Слушайте:

…и мы

Одни, среди надвинувшейся тьмы,

Трепещем: рок суровый погрузил

Нас в гущу схватки первозданных сил.[9]

Здорово, да?

– Потрясающе. Но что вы хотите этим сказать?

– Это из «Дуврского берега» Мэтью Арнолда. Но в единственном сохранившемся экземпляре этого стихотворения всего четырнадцать строчек, отрывок с описанием берега, в нем нет строк, которые я процитировал. В критической статье, из которой ученые выкопали строчки о «надвинувшейся тьме», говорится, что это была большая поэма. По уцелевшему отрывку этого не скажешь. – Борс вздохнул. – Если бы я смог найти оригинал, я бы сделал карьеру.

Уайет рассмеялся и поднял руки.

– Сдаюсь! Вы совершенно правы. В пыльных уголках Земли, несомненно, спрятаны тысячи рукописей, хранящие затерянные сокровища. Новые трагедии Шекспира, тома хокку Басе, полная «Илиада», приложения к очеркам Кпомасси об ответственности культуры.

– Я вовсе не претендую… – Раздался нежный перезвон колокольчиков, и огонь погас. Вода перестала течь, камин ушел в стену и спрятался за покрытыми эмалью створками. – Смотрите, который час! Мы входим в общее пространство. Приготовьтесь.

И тут, в точно заданный момент, двигатель потух, и сила тяжести исчезла. На какой-то миг перед глазами Ребел все закружилось, и она перестала различать, где верх, а где низ. По холодильному кораблю пробежал легкий шорох, и развернулся световой парус. Ребел тошнило, она сдерживала рвоту. Чтобы не упасть, она крепко вцепилась в ручки кресла. А потом дурнота прошла. Ребел отпустила кресло и взлетела.

– Так, – сказал Борс. – Поскольку у нас нет ни еды, ни кислорода, ни желания обходиться без них, пора замораживаться. Признаться, мне жаль прерывать наш разговор, но, возможно, мы возобновимого через несколько месяцев на орбите Земли. Гробы, пожалуйста.

Из пола тихо выросли три черных гроба. Ребел в испуге посмотрела на них.

Она была не готова уйти. Заснуть на несколько месяцев, пока корабль будет летать среди планет.

Умереть.

Как испытательница психосхем (а Эвкрейша была настоящим профессионалом), Ребел знала, что ее личность не выдержит замораживания. Настанет мгновение пробуждения, краткий миг, когда сознание человека отключено. Полностью свободное от желаний и своего "я" человеческое существо ищет путь в пустоте, затем обретает индивидуальность м вновь становится собой. Проводились исследования, результаты были всегда одинаковы. Когда существует выбор из двух и более личностей, побеждает сильнейшая. При изучении психодиаграмм сила личности измеряется объемом воспоминаний.

А воспоминания Эвкрейшй теперь восстановились полностью.

Уайет повернулся к Ребел и стал что-то ей говорить. Она покачала головой, он умолк. По его застывшему лицу Ребел поняла, что Уайет тоже впервые посмотрел правде в глаза.

– Я что-то упустил? – переводя взгляд с Ребел на Уайета и обратно, спросил Борс.

Ему не ответили. Ребел отвернулась и направилась к дальнему гробу. Осмотрела его и открыла крышку.

– Солнышко… – задыхаясь от волнения, начал Уайет.

– Не надо.

Ребел легла в холодильную камеру. Подкладка была серой и жесткой, со всех сторон торчали какие-то устройства. Ребел немного поерзала, отодвинула врезавшиеся ей в бок провода. На Уайета она так ни разу и не взглянула.

Ребел хотела ему сказать, что ей было с ним хорошо. Что она любила его. Что она ни о чем не жалеет… Ну, насчет последнего она не уверена. Она о многом жалеет. Но она знала, что если сейчас начнет говорить, то не сможет остановиться.

Больше всего Ребел хотела на прощание поцеловать Уайета.

Наверное, так лучше. Уйти сразу, вдруг, чем медленно гнить, пока от нее ничего не останется, а ее место займет другая.