Пространство вдруг искривилось, комната со всем содержимым сделалась совсем маленькой, а Ребел начала расти. Она стала огромной, голова ее раздулась, как воздушный шар. Ребел казалось, что она может раздавить всю комнату одним пальцем.

– Я думала, он не в твоем вкусе, – сказала Ребел.

– Да, не в моем. – Хадиджа немного помолчала. – Но какого черта! Посмотри, ты же не станешь отрицать, что он очаровашка. И в постели он был вполне неплох. Ты что, спишь только с теми, кто в твоем вкусе?

– Нет.

Ребел подумала об Уайете: высокий, долговязый и бледный. И почти всегда серьезный. Совсем не в ее вкусе. Если бы Ребел в него не влюбилась, она бы никогда не выбрала его как партнера. Она сделала глубокий вдох и вдруг уменьшилась, из воздушного шара со свистом вышел воздух, комната приобрела обычные или почти обычные размеры.

Хадиджа оглядывала Борса:

– Прототип твоей личности какой-то шпион, так?

– Да? – В глазах Борса плясали огоньки.

– Точно. Есть такая маленькая луна во Внешней системе, там какая-то опереточная республика, и всех ее тайных агентов программировали как борсов. Потом кто-то спер копию и продал крупному концерну, производящему психосхемы.

– А потом что? – спросила Ребел.

– Потом ничего. Но могу поспорить, что кто-то на этом неплохо заработал. В этой части Системы личность борса до сих пор пользуется популярностью. Несколько дней назад я видела одного такого.

– Наверное, это был я, – мягко сказал Борс.

На миг Хадиджа тупо уставилась на него. Потом расхохоталась: сначала ее смех напоминал тихую икоту, затем он перешел в приступы громкого хрипа. Она задыхалась, стол содрогался.

– Послушайте, – заговорил Борс. – Я собирался завтра зайти к вам. Моя работа здесь закончена, прежде чем спуститься по трубе на Землю, мне надо объехать еще несколько орбитальных государств. Но я не хотел удрать, не попрощавшись и не пожелав вам удачи.

– Еще вина. – Хадиджа постучала по столу.

* * *

Ребел и Хадиджа, шатаясь и поддерживая друг друга, тащились по безлюдной улице. Похоже, они хватили лишнего, так как Ребел совершенно потеряла ощущение времени.

– Дочь волшебницы, – объясняла она. – Ну, во-первых, ты знаешь, кто такие волшебники, да?

– Нет, – ответила Хадиджа. У нее на лице блестели следы слез. – Черт, я знала, что он меня бросит.

– Волшебники вроде первоклассных биоинженеров. Я хочу сказать, они встречаются так же редко, как, к примеру, Рембрандт. Они оживляют биотехнологии при помощи творческой энергии. На кометах волшебники занимают высокое общественное положение. Но они ревниво охраняют секреты своего искусства. Они талантливы, но подозрительны…

– Никогда не доверяй мужчине, у которого пальцы длиннее члена…

– Так что когда им надо передать людям что-то важное, они клонируют себе двойника и закладывают в него свою личность (больше они никому не доверяют), и обычно эта личность... вырастает в самостоятельную индивидуальность, понимаешь? Значит, дочь волшебницы – это не просто копия, она видоизменена, но всегда сохраняет связь с волшебницей. Это так называемая цельность. Я не знаю, как она достигается, это знает только моя мать. Но тем не менее я дочь волшебницы. И ее послание со мной.

– Какое послание? – спросила Хадиджа.

– Не помню.

Они переглянулись. Потом обе закатились смехом и сгорбились, схватив друг друга за плечи, чтобы не упасть; и стукнулись в конце концов лбами.

Только они пришли в себя, как мимо в направлении берега прошагала цепочка примерно из двадцати комбинов. Они были в одинаковых серых комбинезонах, на затылках болтались знакомые косички. Над ними плыли с десяток шаровых молний. Шары шипели и свистели, озаряя улицу неверным голубоватым светом. У Ребел волосы встали дыбом.

– Эй, Земля! – крикнула Ребел.

Комбин, шедший в цепи вторым, резко оглянулся. На Ребел устремился озадаченный, настороженный взгляд. Она развернулась, наклонилась, задрала накидку и стала издавать ртом громкие неприличные звуки. Комбины не реагировали. Они продолжали спокойно идти вперед.

Хадиджа так хохотала, что еле удерживалась на ногах.

– О Боже, Солнышко! С тобой со смеху умрешь!

Комбины ступили на набережную и направились прямо к морю. Здесь не хватало куска перил, и первый комбин сошел в воду. Сияющие круги шаровых молний опустились вдруг почти к самой поверхности моря, и вода запела. Она вздымалась вслед за комбинами и дрожала, как медленно вибрирующая струна скрипки.

Комбины торжественной процессией пересекали море, вода билась от напряжения под их пятками. На противоположном берегу они пошли по темной улице, свет молний понемногу затух, и наконец комбины скрылись во мраке.

* * *

Назавтра наступило тяжкое похмелье.

– О-ох, зараза!

Ребел села на край койки, наклонилась вперед и обхватила голову руками. У нее сосало под ложечкой, потом начался понос. Тут она вспомнила, как дразнила комбинов непристойными звуками, и ей стало еще хуже.

Ребел постаралась поскорей выйти и раздобыть воды. Затем она остановилась у аптеки, купила браслет-пиявку и надела на руку. Струйка крови текла через угольные поглотители и возвращалась в ее тело, очищенная от ядов. Перед тем как идти на работу, Ребел выпила всю воду и чувствовала себя почти прилично.

К счастью, в «Мире мозга» дела еле-еле двигались. Хадиджа уже занялась клиентом, страдающим от нервного перенапряжения, а больше в первые несколько часов никто не приходил. Ребел это вполне устраивало, но даже когда браслет-пиявка приобрел синий цвет и упал с руки, она все еще ощущала вялость и безразличие ко всему. Классический эмоциональный спад, следствие дурацкого поведения.

Это легко исправить.

Дрожа от волнения, будто она делает что-то гадкое и запретное, Ребел вытащила программер и протерла контактные присоски. Они прилипли к ее коже за ушами и на лбу, как маленькие пасти. Ребел включила корректор-анализатор и порылась в стандартных платах, отыскивая нужную.

Ее охватил настоящий восторг. Да это же здорово! Теперь она понимала, что ее давнишнее предубеждение против психопрограммирования объяснялось желанием дочери волшебницы сохранить цельность личности. Но тут было совсем другое. Если только Ребел не переусердствует, как она может себе навредить?

Однако надо быть осторожнее. Эвкрейша в самый первый раз хватила через край (этим грешили большинство испытателей психосхем) и в порыве увлечения стала вносить изменения одно за другим, пока черты характера не выстроились в нелепую конструкцию, рухнувшую в конце концов под грузом собственных противоречий; чтобы вернуть себя в исходное состояние, ей пришлось потратить шесть часов на восстановительную психохирургию.