Можно приготовить просто напиток. С любыми добавками. Например, на литр кваса добавить две столовых ложки мёда. Или в ёмкость с квасом положить небольшой кусочек корневища хрена, а летом можно и половинку листа. Кто любит, также сделать и с мятой, а мяты разные бывают, на любителя. Можно и с душицей (её цветочки). Добавить в квас можно и сухофрукты или изюм, предварительно их распарив. Но здесь надо иметь в виду, что добавление чего-либо сладкого вызывает брожение в квасе, поэтому нельзя будет эту посуду крепко закрывать, да и нельзя доводить совсем уж до хмельного состояния. Хотя — кому как. И другое что-то можно придумать в качестве ароматических и вкусовых добавок.

Окрошка на квасе готовится обычным способом: как принято в каждой отдельно взятой семье. Всё может быть тем же самым, но на деревенском квасе. Хорошо только лук зелёный тщательно перетереть в кашицу. Вкус получается другой. Обычно добавляются огурцы (лучше свежие; правда, по весне у нас добавляли и старые солёные), редиска, укроп. В качестве скоромного наполнителя — можно отварное мясо, отварную рыбу, у нас, например, добавляли и холодец. Если кому-то нравится постный квас (окрошка), то наполнителем может быть и густая гороховая каша. Для придания некоторой специфической остроты в окрошку клали натёртый хрен, если сам квас не был сдобрен этим продуктом.

Я уж заодно добавлю и о других изделиях бабушки. Например, пирожках. Она их называла «чинёнками». Это такие большие пирожки с начинкой мятой картошкой, но сдобренной жареным луком. Иногда начинка этих «чинёнок» делалась из прожаренной кислой или свежей капусты. Я очень их любил и до сих пор люблю. Марина, жена, говорит, что эти пирожки — от бедности фантазии. Кому как. И ещё изделие из картошки: «тёрники» — так их называла бабушка. Это жареные на сковородке лепёшки из тёртой картошки, взболтанной с яйцом. Такие «тёрники» лучше всего получаются из старой картошки, зимой или уже к концу весны. Ещё одно изделие, которое часто делает и наша сноха Маша (она их называет драниками), лепёшки из пшённой каши с добавлением яиц и сливочного масла. У бабушки для них было два названия: «пшённики» и «драчёны». Довольно часто в деревне бабушка пекла блины из пшённой муки. Муку мы сами делали в ступе, специально много пшённой муки не мололи, как, например, пшеничую или ржаную, только для разового теста. Часто пекла пшеничные блины, пышные такие, а ещё и блинцы, тонкие блины. Их она снимала руками прямо с горячей сковородки. Тётя Шура, мамина сестра, Александра Сергеевна, говорила, что у неё никак не получаются свахины блинцы. Но, вот, скажу, что у мамы они получались такие же, как и у бабушки. Хорошие подобные блинцы печёт и сестра Валя. Марина тоже научилась печь блинцы.

Я уж заодно расскажу здесь и про дедушку. Когда бабушка пекла блины, то первые два обычно съедал дедушка, ни с чем. А бабушка всё беспокоилась, что скажет, получились ли? После этого уже блины раздавались и остальным. Дедушка любил есть блины с постным маслом, которое он намазывал на блин гусиными перьями (небольшим пучком гусиных перьев) и посыпал их солью. Такой же конструкцией, пучком гусиных перьев, пользовалась и бабушка для смазки маслом сковородки. И ещё изделия — пирожки в виде птичек на весенний праздник Сретения. Ну и, конечно, пшеничные сдобные куличи на Пасху…

В школе бабушка не училась, была неграмотная, хотя у них в Петровском и была церковно-приходская школа. Письма её дочерям в Мары и Самарканд (тёте Симе), Кишинёв (тёте Тоне и тёте Симе, когда Незнановы переехали жить в Кишинёв) и её братьям в Петровское (Прокофию и Степану) писал я, под её диктовку. Она говорила:

— Вот если б так поговорить, то и не наговоришься. А что писать, не знаю.

В Петровское она чаще всего писала брату Степану. Я помню, что всегда начинал так: «Здравствуйте, дорогие, Стёпа, Мариша…». (Жена Степана, Мариша или Марина, была дочкой дедушкиного брата Михаила, расстрелянного красноармейцами в качестве заложника 27 июня 1921 года во время Антоновщины. Об этом подробно рассказано в главе 6 — «Чекалин Михаил Васильевич».) Может быть, потому писала им, что Мариша — племянница дедушки Васи. Но чаще всего письма писали Степану, а не Прокофию. Через Степана же передавали приветы и семье Прокофия.

Я — тем более не знал о чём писать в этих письмах. Письма были, вероятно, все одинаковые. Да и не вероятно, потому что я первую половину письма писал уже по памяти, «Стёпа», «Мариша», что «письмо от вас получили» и так далее до «того и вам желаем». А потом уж зачитывал и дальше писал по бабушкиной указке, о чём-то самом главном, пропущенном мной…

Много пришлось бабушке проработать и в колхозе (выше об этом я уже немного сказал). Больше — на полевых работах. Особенно в период с 1932 по 1937 год, когда дедушка находился в тюрьме. При Н.С.Хрущёве, помню, решили таким колхозникам выдавать пенсию. Назначили по 8 рублей 50 копеек (в новом, послереформенном, исчислении, с 1961 года, реформа «1/10»). Потом пенсию увеличили до 12 рублей. Тратить деньги ей было некуда, жила она в семье сына Ивана. Собирала-копила понемножку. Говорит, что никогда в жизни у неё не было своих ни копейки. А тут уже и сотни набрались, потом даже и тысячи. Когда я был студентом, то она во время моих приездов давала иногда по три или пять рублей. Я не брал, но она настаивала. Мне особенно и не нужны были эти деньги. Стипендию я получал, в то время — пятьдесят рублей, а на старшем курсе и все пятьдесят пять (нашей специальности, «оптико-электронные приборы», доплачивало пять рублей Министерство обороны), да и из дома родители немного давали.

Но сказать, что пятьдесят рублей или пятьдесят пять — это ничего не сказать, потому что надо привести и какие-нибудь цены того времени. Например, более-менее приличный костюм на молодого человека стоил восемьдесят рублей, демисезонный плащ на того же человека — сорок-пятьдесят рублей, килограмм говядины (в Москве) — два рубля, килограмм варёной колбасы (тоже в Москве) — два двадцать, хлеб чёрный (булка) — 18 копеек, поллитровый пакет молока — 16 копеек, билет в кино на дневной сеанс — 25–30 копеек, на вечерний — 50–70 копеек. Да мы в столовой на стипендию (на часть стипендии, рублей на 25–30) покупали талоны на завтрак, обед и ужин. Закончатся деньги — так слишком голодным не останешься…

Далёких поездок в жизни бабушки