– Неужели все здесь настолько ненадежное? – спросила Кейт.

– Надеюсь, что нет.

Он, разумеется, имел в виду ее, Кейт. Патрик слегка пнул ногой коровью тушу – точно ребенок, играющий в футбол жестянкой. Цепь скрипнула. А он, сняв свои мясницкие перчатки, пригладил волосы рукой и вдруг показался Кейт ужасно усталым. И ужасно одиноким. А еще, похоже, он чего-то немного опасался.

– Пег любила этот магазин больше всего на свете, потому что он был ее, – сказал Патрик. – Здесь никто не указывал ей, с кем она может разговаривать, а с кем нет. Здесь она сама была Хозяйкой. Неужели ты этого не хочешь?

– Я хочу, вот только…

– Вот только это мясная лавка?

Коровий бок слегка покачивался. Пятна на шкуре были похожи на старые синяки. И запах от мяса исходил просто убийственный. Кондиционер сам собой то включался, то выключался; в углу посапывал старенький увлажнитель воздуха.

– Патрик, Первая леди США носит одежду, которую я сшила собственными…

– И все же ты недостаточно хороша, чтобы тебе позволили хотя бы с ней заговорить.

– Все не так просто…

– Да нет, все как раз очень даже просто, – возразил он. – Ты как-то сказала, что супруга Президента – «самая лучшая из нас», но это было большим заблуждением. Все как раз наоборот. Она ничуть не лучше тебя, Кейт. Ты не менее очаровательна – а если честно, куда более очаровательна, чем она. И ты реальный человек, ты настоящая. Ты шьешь, пока у тебя руки не начинают отниматься, чтобы поддержать своего Старика и Мэгги Куинн, но не только поэтому; ты по-настоящему гордишься своим мастерством и своей страной – и Ирландией, и Америкой. И потом, Первая леди совсем не обладает таким чувством справедливости, как ты, и таким смирением перед всемогущим Господом.

– Патрик…

– Хорошо бы кто-то сказал ей, чтобы она приподняла свою изысканную задницу и занялась чем-нибудь дельным. Например, освободила Ирландию. Или села в автобус вместе с цветными и доктором Кингом, который носит такие замечательные галстуки. Кто-то непременно должен сказать ей: ну, сделай, наконец, хоть что-нибудь стоящее, ведь ты это можешь. Если ты считаешь себя одной из нас, так и будь такой.

Ржавый кондиционер снова загрохотал. Патрик машинально наклонился над ним, проверяя, нормально ли он работает.

– Патрик, но наши соседи… Скажи: что они обо мне говорят?

– Кто?

– Люди.

– Ничего.

– А Мэгги сказала…

– Мэгги чересчур нервно на все реагирует.

– Но она не лгунья. Скажи мне. Пожалуйста.

Патрик колебался.

– Ну, пожалуйста!

– Но это же просто в шутку, Кейт! Правда в шутку. Они называют тебя Королевой, но, клянусь, ничего плохого не имеют в виду.

– Королевой?

– Королевой Инвуда. А впрочем, это все просто пустые разговоры. Знаешь, что бывает, когда один гвоздь слишком сильно торчит из половицы? Его приходится посильней забить, иначе все начнут о него спотыкаться. В общем, ты понимаешь, что я хочу сказать.

Она понимала. Боже, храни королеву… В ушах у Кейт, казалось, снова зазвучало пение Патрика, и эти странные слова, и его печаль. Нет, он вовсе не воспринимал это прозвище как шутку. Мэгги была права: Патрик был единственным, кто не смеялся.

– Кейт, послушай, это же просто пустая болтовня! Пустая болтовня, и ничего больше!

Она кивнула, чувствуя, что внутри у нее все словно онемело. Патрик взял ее руки в свои, снял перчатки и нежно поцеловал.

– Нельзя же обращать внимание на все, что говорят люди, Кейт. Они так много всякого говорят, что иной раз и сами не понимают, зачем это сказали.

– А если мы поженимся, что они про тебя скажут?

Патрик только пожал плечами, но Кейт уже поняла: он не раз думал об этом, и, возможно, это очень его тревожило. Как известно, сплетни могут убить любой бизнес.

– Ты могла бы уйти от своих Хозяек, – сказал он, – если тебя так беспокоит молва. Ты могла бы работать здесь, в магазине, и шить для людей из нашего прихода – и тогда все сразу бы переменилось. В Инвуде тысячам девушек требуется, например, платье для первого причастия, и так бывает каждый год. Кстати, миссис Браун, хозяйка паба, очень неплохо на этом зарабатывает. Хоть и говорит, что ей уже не под силу и паб содержать, и шитьем заниматься. Раньше она часто просила Пег ей помочь, такая у нее была куча заказов. Ты могла бы взять большую часть заказов на себя. Мы бы все удобно устроили в маминой комнате. А миссис Браун ты очень нравишься.

Да, Патрик явно немало об этом думал.

Пока Патрик говорил, география жизни Кейт все уменьшалась и уменьшалась, пока не стала легко помещаться у него в ладошке. Ей хотелось сказать: я ответила мистеру Чарльзу «нет». Я хочу открыть собственный магазин от-кутюр. Я знаю, что смогу это сделать. Ведь миссис Вриланд смогла.

Кейт хотела сказать все это Патрику, но у нее не поворачивался язык. В конце концов, она все-таки была Королевой Инвуда. Она была тем торчащим гвоздем, который непременно надо забить поглубже.

– Я люблю тебя, – сказал Патрик. – И всегда любил.

– Я знаю.

Патрик немного подождал, надеясь, что Кейт тоже произнесет слово «люблю», но некоторые слова нужно обдумывать очень тщательно. Они осложняют жизнь. Они замыкают ее в строго определенных границах. Они становятся твоими хозяевами. Кейт не была уверена, что хочет этого. Но и представить свою жизнь без Патрика она тоже не могла.

На мгновение в глазах Патрика явственно плеснулась боль, но он быстро взял себя в руки и передумал обижаться. И снова поцеловал Кейт, по-прежнему пытаясь отыскать в глубине ее глаз то заветное слово. А потом вдруг сказал:

– Может, нам поесть? Стряхнуть с себя все это?

– Да, пожалуйста, давай поедим!

Патрик снял свой мясницкий халат. Под халатом оказались галстук в клетку – тартан цветов клана Харрис, как это мило с его стороны! – и старательно отглаженная рубашка. Значит, он все-таки собирался на самое настоящее свидание с ней. Он был ужасно мил, если мужчин можно называть «ужасно милыми». Он уже надел куртку, но вдруг повернулся к Кейт с таким видом, словно вдруг что-то вспомнил, и сказал:

– Я вовсе не хотел сказать, что ты обязательно должна оставить своих Хозяек.

– Я поняла.

– Это хорошо. – Патрик снова проверил, как работают кондиционер и увлажнитель воздуха. – Я думаю, все у нас будет хорошо.

– Правда?

– Правда. Знаешь, я ведь специально для тебя приготовил целую речь, не очень большую, но целиком посвященную непредсказуемости хорошо отвисевшегося, выдержанного в сухом воздухе мяса. И тому, что с этим нельзя торопиться. Требуется целая вечность, чтобы вышло как следует, но нежность приходит, всегда. Хотя и она требует определенных условий.