Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но…
Священник напустил на себя суровый вид, но насморк несколько скрадывал впечатление.
– Если вы не хотите принять обеты, такие темы едва ли подходят для простого человека вроде вас. Надеюсь, вы больше не читали?
– Нет, – быстро ответила Элеонора.
– Тогда я бы посоветовал вам просто выбросить эту тему из головы. В самом деле! Дорогая моя девочка, что на вас нашло? Некое детское любопытство вполне объяснимо и даже очаровательно в таких вопросах, но если я услышу от вас что-то ещё на эту тему, мне придётся поговорить с вашим опекуном.
Элеонора задумалась, что бы сам мистер Пембрук мог сказать о природе душ, и поняла, что это не важно. Он просто ухватится за удобный предлог и упечёт её в дом для умалишённых где-нибудь подальше. Эта мысль вызывала панику. Если души не были чем-то реальным, а черноглазая незнакомка была ненастоящей – возможно, именно в доме для умалишённых Элеоноре и было самое место.
– Постарайтесь думать о вещах более приятных и понятных, – сказал священник. – А теперь простите, я должен начинать проповедь.
Бинтов на руке Чарльза становилось всё меньше.
Несколько дней Элеонора старалась не думать об этом, ведь когда снимут последние повязки, дверь библиотеки закроется для неё, и она навсегда будет отсечена от тепла комнаты. Эта мысль была словно холодная рука, сжимавшаяся на шее.
В библиотеке они были одни. Дождь заглушал всё, кроме скрипа пера и низкого голоса Чарльза. Элеонора заставила себя выбросить из головы все мысли о душах и доме для умалишённых. Конечно же, ей не привиделось! Чарльз не доверил бы ей писать свои письма, если бы сомневался в её здравом уме. И она должна была верить в себя так же, как и он. Так она убеждала себя и краснела при мысли о том, насколько он доверял ей.
– …искренне ваш и так далее. Уверен, ты лучше меня знаешь, как завершать письма. Доверяюсь твоим умелым рукам, Элеонора.
Она подписала письмо и написала адрес на конверте.
– Ну да, я подпишу письмо именем какого-нибудь мерзавца, – поддразнила девушка.
Чарльз рассмеялся и позвонил в звонок, чтобы принесли ужин.
– Как твои руки?
– Намного лучше, благодарю.
– Прекрасно.
Расслабленно откинувшись в кресле, Чарльз улыбнулся ей. Он всегда ей улыбался, а когда улыбался – смотрел на неё. Иногда Элеонора ловила его взгляд на своих губах и руках, но мужчина отворачивался каждый раз, стоило ей заметить.
В дверь постучали, и оба вздрогнули. Вошла Ифе с обедом для Чарльза на подносе. У камина ирландка задержалась, а когда вышла, выглядела такой уставшей, словно вот-вот расплачется.
Чарльз этого не заметил, восхищённо оглядывая ужин. Здесь были дымящаяся тарелка супа, хлеб, блюдо с холодным мясным ассорти и сырами, а ещё – три маленькие фруктовые тарталетки, и капельки джема на них блестели, словно драгоценности. На кухне Элеонору ждал кусок хлеба с сыром, если только кто-то его уже не съел.
– Ну что ж, – девушка поднялась, – если на этом всё…
– Останься, поужинай со мной.
– Чарльз, я не могу забрать у тебя еду…
– Здесь полно всего. Не могу же я оставить леди голодать?
Элеонора уловила запах майорана. Имитация черепахового супа[31] – одно из лучших блюд миссис Бэнбёри. Бесчисленное число раз девушка наблюдала, как кухарка готовит этот суп, но ни разу не попробовала.
– Ну, если ты настаиваешь. – Она села рядом.
– Вот, – он протянул ей полную ложку.
– Чарльз, я уже слишком взрослая, чтобы кормить меня с ложечки.
Мужчина улыбнулся:
– Разве джентльмен позволит даме пошевелить хотя бы пальцем, не говоря уже о ложке?
Ложка звякнула о зубы девушки, когда Чарльз сунул суп ей в рот. Бульон был маслянистым, насыщенным, с нотками розмарина и гвоздики. Никогда Элеонора не пробовала ничего подобного.
Их разделяли какие-то несколько дюймов. Девушка могла бы протянуть руку и погладить его шёлковый шейный платок. В уголках его глаз залегли морщинки, и так хотелось пробежать по ним кончиками пальцев.
Элеонора облизнула губы, и взгляд Чарльза метнулся к её рту. Она увидела, как дёрнулся его кадык – мужчина сглотнул, всё так же не сводя глаз с её губ. Он был так близко, что девушка могла разглядеть едва пробивающуюся золотистую щетину и вспомнила ту ночь в библиотеке. Если бы в тот вечер она не перевернула свечу, в чём бы признался Чарльз в той мягкой обволакивающей темноте комнаты, когда все мечты Элеоноры были разложены перед ними?
Чарльз переместился в кресле и отвёл взгляд. Молча они доели ужин.
Бинты Чарльза сняли на следующий день, и весь этот день Элеонора провела за уборкой, как настояла миссис Филдинг. Элеонора скребла и тёрла, вытирала пыль, полировала мебель до тех пор, пока не заболели спина и колени. Запах карболового мыла и плесени впитался в волосы.
– Так для тебя лучше, Элла, – заявила миссис Филдинг. – Девушку вроде тебя обязательно нужно заставлять работать.
К концу дня Элеонора превратилась в липкое серое создание. Больше всего ей сейчас хотелось облачиться в свои чернильно-бумажные доспехи и покинуть особняк Гранборо. Как же прежде ей удавалось выдерживать запах сырости и отвратительное ощущение грязи под ногтями? Плесень словно заползла ей под кожу, наполнив гнилью вены изнутри. И не важно, сколько раз она мыла руки мыльной водой и сбрызгивала волосы розмариновой водой, плесень холодными пальцами скользила по коже. Никогда Элеоноре не сбежать от этого ощущения.
В дверь постучали. Элеонора пинком отправила под кровать грязную одежду и отперла. На пороге стоял Чарльз с большой бутылкой под мышкой, и его взгляд был полон надежды.
– Я тебе кое-что принёс. Можно мне… о господи! Ты спишь здесь?
– Полагаю, в этом есть свои достоинства. Лучше так, чем на кухонном полу.
– О нет, я не то имел в виду… Прости, это было ужасно грубо с моей стороны. У тебя прелестная комната.
Брови Элеоноры взметнулись, и он покраснел:
– Мы могли бы перебраться куда-нибудь, где потеплее, если хочешь.
– Перебраться и?..
– Отпраздновать, конечно же! – сказал он, взмахнув бутылью. – Я не могу придумать лучшего способа отблагодарить тебя за помощь. Спустишься?
Элеонора заколебалась:
– Если миссис Филдинг узнает…
– Она хорошая старушка и не будет возражать.
– Она не станет возражать, если ты это сделаешь. Со мной всё несколько иначе.
– Да, разумеется… глупо с моей стороны.