– Я игрок, – не выдержав, вмешался Головачёв. – Через неё можно достать меня.

Чёрный великан глянул на коллегу сверху, сложил толстые губы трубочкой и издал странный звук явно животного происхождения.

– Ты меньше, чем думаешь, друг, – сообщил он Головачёву. – Ты – фигура из ряда. А вот он… – длинный, как школьная указка, чёрный палец ткнул в Санька. – Он – нет. Он – фигура свободная. И он химера. И кто его ввёл в Игру, ты, мой важный белый друг, не знаешь. Но точно знаешь, что это не наша фракция.

– А ты, перевёртыш, выходит, знаешь? – набычился дедушка.

– Не-а! – мотнул крупной гривастой головой Ади. – И не хочу знать! А что я хочу, так это услышать, как думаешь ты сам, мой юный друг. Эти четверо пришли за тобой?

– Да, – ответил Санёк.

Зачем врать, если чёрный и так всё знает?

– Сказал же тебе, держись от неё подальше! – процедил Головачёв.

Чёрный засмеялся. Этакое гиенье уханье.

– Так мне готовить самолёт? Будете дуэлить?

– Да! Да! – выдали оба с завидной синхронностью. И уставились друг на друга с удивлением.

– Тогда шевелите своими тощими белыми задницами! Как говорят у вас в России, кто не шевелится, тот не ест, да?

Головачёв промолчал.

– Это у вас так говорят! – буркнул Санёк.

– Не-а! У нас говорят не так. – Ади в очередной раз обнажил заострённые клычки. – У нас говорят: «Кто не шевелится, того едят».

Уже в воздухе Санёк с удивлением осознал, что не понимает, почему согласился на дуэль. Да ещё так энергично. Лика в госпитале, а он летит убивать её деда. Ну не идиотизм?

Похоже, и дедушка думал примерно в том же ключе. И поглядывал на Санька вроде бы даже без прежнего высокомерия. Размышлял дедушка.

А вот Ади был доволен. Постоянно гонял двух стюардесс за напитками, разливался соловьём, раз пять предложил «русским друзьям» «отдохнуть с девочками» в соседнем салоне.

«Девочки», похоже, не возражали. Улыбались ласково. Одна чёрная, другая азиатка. Отменной внешности. Не будь здесь Ликиного дедушки и будь ситуация немного другой, Санёк бы, пожалуй, не отказался. Но он чувствовал себя слегка не в своей тарелке.

Сказали бы ему ещё пару часов назад, что он бросит Лику и отправится неизвестно куда, чтобы зарубиться с её дедом… Санёк бы только посмеялся.

Но вот же… Летит.

Остаётся надеяться, что за Ликой присмотрят. Там Фёдрыч. И дедушкины мордовороты.

Нет, вломить дедушке как следует – идея неплохая. Не до смерти, но чтоб понял: Санёк уже далеко не мальчишка-студент. С ним надо считаться.

Но к чему такая спешка?

И ещё этот Ади. Отношение к нему у Санька менялось чуть ли не ежеминутно. То симпатия, то недоверие. Он даже пару раз украдкой глянул на ментальный сканер, но «мозговая» татушка молчала. Не белела, не холодела. Красного тоже не наблюдалось, но это вроде понятно. Откуда тут взяться челу, взятому под контроль с целью обидеть Санька?

Принесли обед. Оригинальный. По ощущениям – немного еды, добавленной к специям.

Ади удалился во второй салон. Со стюардессами. Санёк задремал…

Проснулся, когда его осторожно пристёгивали к креслу посадочным ремнём.

– Ты такой милый, – сообщила чёрненькая стюардесса и лизнула его в щёку. От неё тянуло духами, сквозь которые пробивался запах зверя. От Ади пахло похоже, но куда сильнее.

Аэропорта не было. Красивый белый домик в конце посадочной полосы. Сильный встречный ветер, душный и тёплый, растрепал даже жёсткие волосы Санька.

Ади и Головачёв ушли вперёд. Санёк, отстав, огляделся. Сразу за посадочной полосой начинался лес, за лесом – горы. Мадагаскар? Наверное. Ведь летели они именно сюда. Вернее, так сказал Ади.

В белом домике, просторном и роскошном, тихонько гудел кондиционер. Синие лампочки подсвечивали струи фонтана.

Темнокожая девушка с гирляндой цветов на шее тут же поднесла Саньку крошечную чашку с кофе. Бурдючки её грудей оплетали узоры татуировок, соски прикрывали серебряные нашлёпки, державшиеся непонятно как. Это была единственная её одежда, если не считать часиков на руке.

Ади оказался рядом с Саньком, пророкотал радушно:

– Желаешь отдохнуть, друг мой? Или сразу в бой?

Санёк поглядел на Головачёва.

Тот стоял с напряжённо-задумчивым видом, какой бывает у человека, который пытается что-то вспомнить.

Санёк желал к Лике.

«Вот на хрена я сюда прилетел?» – с тоской подумал он.

Накидать люлей дедушке? Как-то даже недостойно. Пусть дедушка тоже игрок, но… дедушка же. А что хотел Санька приложить, так мотив у него был убедительный. Лику от проблем уберечь. Потому что он, Санёк, химера. А где химера, там они самозарождаются. Проблемы в смысле.

Ладно. Раньше начнём, раньше закончим.

– У нас говорят: у хамелеона два глаза, – острозубо улыбнулся Ади. – Один смотрит в будущее, второй в прошлое.

– А как насчёт настоящего? – поинтересовался Санёк.

– А в настоящем ты убиваешь, – сообщил мадагаскарский игрок. – Или – тебя. Добро пожаловать в настоящее, белые братья!

И первым шагнул во врата.

Игровая зона «Остров Мадагаскар». Перевёртыш

– Ох!

Санёк удивился. Он привык, что, входя в Игру, оказывался на Свободной территории, обустроенной и безопасной.

Не сегодня. Босые ноги тут же утонули в горячем песке. Вокруг какие-то малопривлекательные колючие растения, а воздух такой сухой и жаркий, что сразу захотелось пить. И дополнительный антибонус: ни оружия, ни одежды. Всё пропало вплоть до труселей.

Их чернокожий спутник тоже пропал.

– Вот шлюха помоечная с чётко выраженной педонекрогомофильской ориентацией! – высказался в адрес Ади дедушка. То есть выразился он иначе, но на русский литературный смысл сказанного переводился именно так.

Дедушка тоже лишился костюма. И прочего.

Надо отметить, в голом виде дедушка выглядел совсем даже не дедушкой. Прям-таки атлетическое телосложение. Так что когда он излил душу и выпнул из песка каменюку с кулак величиной, Санёк немедленно отпрыгнул и заозирался в поисках оружия…

– Не меня бойся, – буркнул Головачёв. – Перевёртыш где-то здесь болтается. Поймал нас, проститут африканский, чтоб его черти в пекле мехом внутрь вывернули.

– Не понял.

– Что тут непонятного? – буркнул дедушка, подбирая ещё один камешек. – Заговорил нас перевёртыш. Уболтал и приволок сюда. Угадай, зачем?

– Мы ж вроде дуэлить прилетели? – осторожно предположил Санёк.