было войти в пустыню – и тебя зачисляли в полк. В войну погружали, как в воду при крещении, пока не утонешь. Ты забывал, что у тебя когда-то были имя, семья и маленький домик с кустом роз. Ты становился воином, просто чувствуя жар солнца на темени и пыль под ногами. Ты встречал кого-то, бойца в белой одежде, первого попавшегося человека. Ты переходил на его сторону и становился врагом для остальных.

Жители Альмерии видели, как постепенно исчезают их соседи. «Перебрались в Америку», – говорили горожане. Они и правда старались в это верить. Местные не хотели знать, что пустыня и ее бесконечная война поглотили их.

Скалы странной формы посреди равнины существовали не всегда: это руины замков. Владык пустыни.

Кармен попала в один из них в возрасте восьми лет.

Она постучала в дверь, но дядя не открыл. С высоты башен он видел лишь колышущийся в жарком воздухе стебель, похожий на прочие, что бродили по красным просторам. Мужчина вспомнил о войне и выстрелил в него.

И вдруг под пулями маленькая девочка принялась расти, ее тело стало больше замка и превратилось в бурю, руки стали молнией, а голос – громом, дыхание – ураганом, крики – песчаными вихрями. Затем, когда гнев прошел и остался только страх, Кармен вновь уменьшилась и вернула себе детский облик. Над замком пошел сильный дождь.

Дядя взял девочку на руки и принял радушно. Он отвел для нее самую прохладную и темную комнату, где она не страдала бы от дневной жары. Назвал ее Каридад, потому что она приносила ему воду и ветер и потому что он сам все время забывал имя, которое она ему назвала. Оно звучало как талисман и ускользало, точно сон, когда он пытался его вспомнить.

Кармен стала Каридад, а Каридад – живительным источником посреди пустыни.

Через месяц девочка уже забыла мать и голос отца. Остались только бои, жара и каменный замок. А когда война ушла в небытие, когда прекратилась стрельба, дядя стал угощать ее чаем, заваренным на дождевой воде, и играл на губной гармошке простенькие мелодии.

Ей нравилась эта жизнь песчаной принцессы, бесконечно повторяющиеся сказки и тихий сон. Вечером в недрах замка отблески огня красными чешуйками плясали на скале.

Но иногда она пугала дядю.

Во время сражений, при вертикальном свете, ее тень вытягивалась по земле в невозможные, огромные фигуры, похожие на морское чудище, чьи щупальца проникали за сухие кусты, хватали воинов за лодыжки и трясли, пока их черепа не раскалывались о камень. Затем морок внезапно исчезал, и Каридад возвращалась в замок в сопровождении обычной тени маленькой девочки.

Порой, когда она засиживалась допоздна в гостиной, дядя доставал губную гармошку. Он видел, как позади дремлющей племянницы растет тень, отбрасываемая камином, и превращается в трехголовую женщину, сгорбившуюся под потолком и танцующую под медленный наигрыш.

Каридад и ее тень стали молодой женщиной.

Однажды вечером за ужином, после годовщины уже забытой войны, Каридад и ее дядя моргнули.

Стены замка вокруг них исчезли.

Не в мгновение ока, но эффект был тот же. День за днем, в течение многих лет, враги разбирали замки, камень за камнем. Эта медленная работа была начата еще отцами их отцов. По камню в неделю, а то и в лунный цикл, они разбирали дворцы, как тело, которое постепенно увядает, и однажды вечером ты понимаешь, что оно постарело.

Когда был убран последний камень, владыки пустыни вдруг прозрели и увидели свою гибель: все это время они питались иллюзиями.

Владыки взялись за оружие, дядя Каридад схватил свою племянницу. Но из окрестных кустов шумной толпой выскочили воины и набросились на них. Мужчину убили, Каридад похитили.

Ей на голову надели мешок и потащили через пустыню. Каридад не видела, куда ее везут, но чувствовала жар на своем теле, запах кожи похитителей, пот на шее. Затем что-то хлопнуло, внезапно стало холодно и темно. Ткань, закрывавшую глаза, сняли.

В пещере, где горело несколько факелов, ее разглядывали люди, закутанные в ткань и пыль.

– Это та самая девушка, – шептали они. – Та, что с тенью и дождем.

Факелы множили ее пляшущую на стенах трехголовую тень.

– Да, – сказала она шепотом, заполнившим все пространство, – это я. Что вам нужно?

Воины хотели, чтобы она дала им свой дождь и накрыла своей тенью. Они мало что помнили, но уловили главное: тень и дождь. И хотели заполучить их себе, не дать тем, кто находится по другую сторону баррикад.

Каридад, в свою очередь, уже забыла о дяде и разрушенном замке. Для горстки пустынных воинов она стала подземной богиней в оковах.

По утрам ее, стреноженную, выводили с ними в бой, чтобы она отбрасывала тень на своих солдат. Каждый вечер они приносили ей колючие груши и змей, по вкусу напоминающих домашнюю птицу. Есть приходилось в цепях. Она выходила под лунный свет и кружила вокруг костра, украсив голову венком из водорослей и лавровых листьев. Пока солдаты ели свою ежедневную чечевичную похлебку, ее тень превращалась в фей и призраков и рассказывала им истории, которым не место в пустыне. На мгновение бойцы вспоминали свои имена и свое прошлое. Они плакали. Потом огонь угасал, Каридад уходила под землю, и все возвращались к воинской жизни и спокойному сну.

Иногда они толкали ее так, что она падала в пламя. Жгли ей ступни углем, пока она спала. Вместо инжира заставляли есть песок. А ее бури, ее тайфуны страха и ярости приносили им дождь, чтобы растить чечевицу.

Но, забыв об их жестокости, она продолжала по вечерам кружить вокруг костра, позволяя своей тени танцевать в ритме историй, проходивших через ее руки.

Для своего идола-раба солдаты высекали статуи в скалах. Женщина, увенчанная венком из листьев, лицо с шестью глазами, в руках – пучок молний. На лбу у нее выбито: «Каридад».

Когда она встретила свою любовь, был не день и не ночь. Солнце садилось, а может быть, вставало. Оба момента слишком похожи друг на друга. Позже она вспомнит лишь черный силуэт на фоне огненного неба.

– Ты женщина-буря? – спросил мужчина.

Она не знала, как ответить. У нее было так много имен, что она сама в них запуталась.

– Ты Каридад?

Воины еще не вернулись с битвы, Каридад в тот день сидела одна в лагере. В полосах ткани, обмотанных вокруг тела, мужчина нес винтовки и боеприпасы.

– Я пришел забрать тебя. Мой клан послал меня, потому что я самый храбрый. Нужно быть именно таким, чтобы противостоять Каридад.

Но он смотрел на нее, и ничто его не пугало. Огромные лихорадочные глаза молодой женщины выглядывали из-под копны волос и увядших листьев ее короны. Когда она подошла к нему, он не отшатнулся.

Мужчина вернулся на следующий день. Между этой и следующей встречей они забыли все – битвы, врагов, прошлое, – но он помнил ее, а она помнила его. Ничто больше не осталось в их памяти. Только голоса, лица и тела друг друга. И по мере того как этот зародыш памяти развивался под их ребрами, в них возрождались другие воспоминания: ее звали Кармен или как-то вроде этого, у нее был дядя и жизнь за пределами пустыни.

Мужчина возвращался каждый вечер, а может, каждое утро.

Но воины, несмотря на свою зыбкую память, никогда не забывают предателей. Если бы он не сбежал, они бы никогда не вспомнили его имя. Габриэля объявили дезертиром. Его искали повсюду, в пыли и под землей, за статуями и в кустах.

– Нам придется их убить, – тихо сказала ему Кармен. – Или они убьют нас.

– Давай лучше убежим, – ответил Габриэль. – Ты больше не будешь их рабыней, а я – их воином.

Так, посреди ночи, они покинули пустыню. Сперва шли пешком, потом сели на поезд, идущий на север, и наконец добрались до чужой земли, где Кармен узнала название деревушки, пастушьего приюта в долине, которую называли чудесной, недалеко от мест давно забытого детства, когда ее еще звали Кармин.

Именно там, среди овец, цикад и громкоголосых людей, они и поженились.

Имя призрака