– Эван!

Но она не открыла глаз, и он расценил это как одобрение.

– Да, любимая, – прошептал он, продолжая держать руку – и большой палец – на том же самом месте. После чего он позволил себе поцеловать ее еще раз, и желание полыхнуло между ними с неистовой силой. Теперь Аннабел содрогалась под его рукой, издавая легкое попискивание, воспламенявшее его кровь. Медленно, медленно рука его двинулась от ее груди к плоскому животу, прошлась вдоль бедра, спустилась по длинной, стройной ноге и наконец достигла края ее ночной сорочки, собравшейся в комок на бедрах.

Глаза ее резко распахнулись.

– Что ты делаешь? – вскричала она, снова схватив его за запястье.

Пришло время для еще одного поцелуя. Он целовал ее, пока ее глаза не закрылись в беспомощной капитуляции; пока она не разжала пальцы, со всех сил сжимавшие его запястье, и не обвила руками его шею. И тут, прежде чем она успела его остановить, его рука, едва касаясь сладостно-мягкой кожи на внутренней стороне ее бедра, устремилась… туда.

Она оцепенела.

– Я думала, мы не… – задыхаясь, сказала она.

– Так оно и есть, – ответил он ей, одновременно предостерегая себя от того же самого. – Так оно и есть. Это просто еще один вид поцелуя, Аннабел.

Но ее глаза были открыты и, сузившись, смотрели на него.

– Я никогда ни о чем таком не слышала!

– Ты узнала не все, что можно узнать в деревне, – сказал он ей, пытаясь сохранить ровность голоса, несмотря на то что его пальцы блуждали по мягчайшей поросли волос, а его дыхание, казалось, вот-вот разорвет грудь на части.

– Не думаю, что это прилично, – настаивала Аннабел. – Мы не…

Она пискнула, и губы Эвана накрыли ее уста. И в пылу этого лихорадочного поцелуя он ласкал ее до тех пор, пока ее ноги не расслабились и она не начала вскрикивать под натиском его губ снова и снова, наконец спрятав лицо у него на плече и извиваясь под ним.

– Но поцелуй, Аннабел, – сказал он, понимая, что самообладание постепенно начинает ему изменять. Еще одна такая минута, и он просто-напросто перевернется и… – Наш последний поцелуй, и мой подарок.

Она молча попыталась притянуть его голову к своей.

– Нет, – хрипло прошептал он, – это не то.

После чего быстро, пока эти ее прекрасные глаза не успели распахнуться, а она – соскочить с кровати, скользнул вниз.

– Что ты делаешь? – спросила она, пораженная своим собственным хриплым, прерывающимся голосом.

Эван расположился между ее ног, и вот она лежит, точно распутница, с ночной сорочкой, задранной почти до самой талии.

– Прекрати! – вскричала она, пытаясь сесть, но огромная, мускулистая рука скользнула вверх по ее животу и прижала ее к кровати. А вторая рука…

Он трогал ее там. Она не могла ничего с собой поделать – с губ ее сорвался жалобный стон.

– Эван! – взмолилась она, вновь пытаясь призвать его к благоразумию, к приличиям, к…

Аннабел потеряла нить своих мыслей. Его пальцы были…

– Эван! – поперхнулась она, но он не ответил, и его рука не давала ей подняться – она ласкала ее грудь, – и Аннабел не оставалось ничего другого, кроме как закрыть глаза и погрузиться в бархатистую темноту, в которой не было ничего, кроме языка Эвана и языков пламени, лижущих ее тело, заставлявших ее беспомощно выгибаться ему навстречу, пытаться выкрикнуть его имя, но сил у нее доставало лишь на вскрики, и голос ее рвался на лоскуты от сладости его поцелуя.

Это… это… но она не могла вспомнить, как это называлось. Она не могла вспомнить собственного имени. Все ее чувства были сосредоточены на порочном, грубом прикосновении его рта.

– Я не могу… не могу… – сумела выдавить из себя она… и содрогнулась, извиваясь под ним, и забилась в судорогах более сильных, чем все изведанные ею дотоле, когда по телу ее прокатился всепоглощающий бурный взрыв, так что она задохнулась и закричала, и упала, обмякнув, обратно на постель.

Два дня спустя в послеполуденный час они катили по дороге. Аннабел сморили скука и усталость, и когда Эван решил ехать, она свернулась калачиком на сиденье и вскоре погрузилась в сон. Разбудило ее ощущение, что карета резко накренилась влево. Она моргнула, пытаясь решить, действительно ли ящик под сиденьем кучера съезжает в сторону, и тут, прежде чем она успела за что-нибудь ухватиться, карету сильно качнуло, так что ее отбросило к стенке, и вслед за этим раздались пронзительные, режущие слух звуки, когда экипаж соскользнул с какой-то насыпи. Последним звуком, когда карета прекратила свое движение, был резкий треск прогнувшейся толстой деревяшки.

Аннабел с тяжелым стуком приземлилась на дверцу кареты, которая теперь служила полом. В неожиданно наступившей тишине она услышала крики и ржание. С чутьем человека, выросшего в конюшнях, она затаила дыхание, вслушиваясь в лошадиные крики. Но нет. Они были напуганы и рассержены, но им не было больно.

Тут, перекрикивая шум, раздался голос Эвана:

– Аннабел! Аннабел, ты меня слышишь? Ты ранена? – В голосе его явно звучали панические нотки.

– Эван! – отозвалась Аннабел. Она стояла на коленях, поскольку сиденья теперь находились в вертикальном положении. – Меня просто тряхнуло. Что с лошадьми?

– Джейке сумел обрезать упряжь и освободить их как раз перед тем, как карета соскользнула. Поэтому нам осталось только вытащить тебя отсюда. – После чего голос его раздался снова – совсем рядом со стенкой кареты: – Не волнуйся, я здесь.

– Я не волнуюсь, – отозвалась Аннабел. Честно говоря, она уже устала ехать в карете. Теперь она сможет размять ноги, пока они будут чинить экипаж.

– Нам придется перевернуть карету, – сказал Эван. В голосе его все еще слышался отголосок страха, отчего на нее накатило странное чувство острого удовольствия. – Мне может понадобиться несколько минут, чтобы решить, как это лучше сделать. Я не хочу во время этого подвергать тебя лишней тряске, и в этой канаве есть вода, из-за которой нам, возможно, будет трудно найти опору.

Аннабел только что сама обнаружила это, поскольку вода начала просачиваться сквозь дверь, в которую упирались ее колени. Она с трудом поднялась на ноги и прислонилась к стенке кареты.

– Сколько воды? – спросила она, убедительно демонстрируя спокойствие. Вода все прибывала, разливаясь вокруг двери и мутным потоком подбираясь к ее туфелькам. Она протянула руку и схватила свой сплющенный капор, пока тот не утонул.

– Затопить тебя не затопит. Самое большее ты промочишь ноги до лодыжек.

Аннабел нахмурила лоб. Окно находилось над ней, но она определенно в него пролезет.

– Эван! – позвала она. – Окно кареты открывается?

– Ты не пролезешь в окно, – сказал он, прежде чем прокричать что-то неразборчивое своим людям, стоявшим наверху откоса.