— И они попадали прямиком к Шаре.

— Разумеется. Она же была главой благотворительного фонда.

Сигруд рассеянно кивает и смотрит в холмы, затянутые туманом.

— А что такое? — спрашивает она. — Зачем все эти вопросы о фонде? Он точно не связан со смертью Шары.

Сигруд набирает воздуха и тотчас же об этом жалеет из-за боли в боку.

— Ты была права, Ивонна. Ты не сумасшедшая.

— Какое отношение это имеет к случившемуся?

— Шара умерла не из-за интриг смертных, — говорит Сигруд. — Ее убили агенты божественного существа.

Ивонна изумленно смотрит на него.

— Да что ты несешь?

— Я тебе расскажу, — говорит Сигруд. Он кряхтит, шевелит плечами, пытаясь найти удобное положение. — Но мне понадобится кресло. И желательно, чтобы эта беседа состоялась… подальше от Тати.

— Она может расстроиться?

— В каком-то смысле.

* * *

Сигруд рассказывает. Он говорит долго, больше трех часов, скособочившись на старом, оплетенном паутиной стуле в оружейной Ивонны, а сама она стоит в углу напротив. Когда он заканчивает, Ивонна долго молчит.

— Да ты… ты безумен, — произносит она.

Сигруд кивает: это естественная реакция. Он встает и начинает бродить среди собранного Ивонной вооружения, легко касаясь то пистолета, то винташа, то ножа, наклоняясь туда и сюда, чтобы подтвердить марку, модель или целостность оружия.

— Ты сумасшедший, — опять говорит Ивонна. — Ты просто чокнутый!

Он снова кивает, затем достает из кучи оружия пистолет-«карусель». Слегка улыбается, вспоминая, как Турин бегала по Вуртьястану с таким вот чудищем на бедре.

— Хватит кивать! — рявкает Ивонна. — Тоже мне, опекун нашелся!

— Твоя реакция вполне разумна, — говорит Сигруд. Он откладывает «карусель» и берет револьвер. Открывает барабан, изучает каморы. — Я говорю тебе безумные вещи. Но они также правдивы. Как тебе известно, на Континенте одно другому не мешает. — Он защелкивает барабан.

— Ты говоришь мне, что Шара Комайд использовала свой дурацкий благотворительный фонд, чтобы… чтобы находить божественных детей?!

— Да. Судя по тому, что я узнал.

— Потому что какой-то божественный ребенок-тиран пытается их пожрать?

— Да.

— И… и ты думаешь, что Татьяна — одна из них?

— Я думаю, что ее имя есть в списке, который теперь у меня, — говорит Сигруд. — И она почти точная копия девушки, что спасла меня на скотобойне. Слишком много сходства для сомнений, как я погляжу. — Дрейлинг ненадолго замолкает и смотрит на Ивонну, от которой его отделяет множество винташей. — Она делала что-нибудь странное?

— Ее мать убили! — раздраженно отвечает Ивонна. — И теперь она застряла в холмах, со мной, и уж я-то знаю, какая из меня горничная для юной барышни! Она только и делает, что плачет!

Сигруд втягивает воздух сквозь зубы.

— Что-то не складывается.

— О, вот теперь у тебя что-то не складывается! А тот остальной бред, который ты мне только что рассказал, — он, конечно, сложился тютелька в тютельку!

— Она должна сделать что-то странное. Быть чем-то большим, чем она есть.

— Или ты абсолютно неправ, и убийство Шары — просто какой-то, ну я не знаю, плод заговора континентских сепаратистов!

— Разве тебе не любопытно, — спрашивает Сигруд, подходя к той части склада, где лежит полностью автоматическое оружие, — почему агенты министерства не стучатся в твою дверь, спрашивая, где Тати?

— Я тщательно контролирую свои связи с внешним миром! У нас здесь даже телефона нет.

— Никто не может предусмотреть все, — говорит он. — Разве что Шара как следует постаралась, вывозя Татьяну из Сайпура, что никто даже не знает, что ее нет в стране. Министерства тут нет, Ивонна Стройкова, потому что Шара не доверяла министерству. Она знала, что оно скомпрометировано. Вот почему она решила сделать все сама.

— Если ты говоришь правду, — отвечает Ивонна, — то почему ее божественный враг тоже не стучится в наши двери? Почему нас с Тати не убили в наших кроватях?

Сигруд задумывается: это его тоже беспокоит. Ноков кажется способным, грамотным и очень опасным. Как они могли прожить на Континенте три месяца — и он ничего не заметил?

Тут у дрейлинга появляется идея.

— Банка есть?

— Чего?

— Банка. И… когда умирает скот, где ты его хоронишь? Или пепел, если сжигаешь.

— Да о чем ты…

— И если неподалеку растут звездные лилии, — продолжает он, — буду признателен, если ты укажешь мне на них.

Через час Сигруд стоит рядом с оружейным сараем и старается не обращать внимания на вытаращенные глаза Ивонны, пока мажет дно грязной стеклянной баночки могильной пылью. «Надеюсь, это сойдет за могильную грязь, — думает он, — при том что в могиле овцы». Еще он надеется, что луковые лилии — по-видимому, самые широко распространенные здешние полевые цветы — сойдут за лилии, потому что горстка этих растений лежит у его ног. Ни то ни се: пахнут как лук, хотя выглядят как лилии.

— Выходит, это чудо, — лишенным эмоций голосом произносит Ивонна.

— Еще нет. — Он берет лилии, обрывает лепестки, складывает в банку и хорошо встряхивает. — А вот теперь да. — Он выбрасывает лепестки и соскребает могильную грязь.

— Ну конечно. Разумеется. Я не проверяла, нет ли у тебя жара, мистер Сигруд, но всерьез беспокоюсь, не сварились ли твои мозги.

Сигруд вежливо улыбается и осматривается. Близится вечер, холмы пятнает золотисто-желтый свет заката. Пейзаж казался бы красивее, не будь у дрейлинга в животе горячего и беспокойного сгустка ужаса.

Сигруд поднимает банку к глазу. Как он и подозревал, холмы вспыхивают.

Как будто кто-то изрисовал их светящейся краской, начертил гигантские фосфоресцирующие кольца вокруг фермерского дома — много, очень много колец. Грязная дорога, ведущая в Дхорнав, удостоилась наибольшего внимания: она выглядит огромной святящейся полосой, прорезающей холмы, и сияет так ярко, что больно глазу.

— Ну? — говорит Ивонна.

Он передает ей банку без единого слова. Она подозрительно взирает на «чудо», потом — снова на дрейлинга. Наконец, сморщив нос, поднимает банку к глазу и смотрит сквозь нее.

Ахает. Глядит сквозь банку, наклонившись вперед, словно божественные рисунки прямо перед нею, а потом очень медленно поворачивается.

— Что это… как это? Это какой-то трюк, да? Ты меня обманываешь, верно?

Он качает головой.

— Это я увидел возле «Золотого отеля» в Аханастане. Думаю, кто-то это сделал, чтобы защитить тебя. Так же, как защищал Шару.