– Екумович всего год назад являлся сотрудником подмосковного угрозыска в звании капитана, – закончил Полимеев.

Торопливо вошел Харитонов с двумя сотрудниками.

– Как и предполагалось, в чулане около вестибюля обнаружен аккордеон, в котором находятся наркотики в упаковках. Вскрыли и тайник позади эстрады. Там еще наркотики и отдельно пакет около килограмма весом. Предположительно, героин афганского производства, – торжествующе произнес подполковник, выкладывая добычу на стол. Комитетчики довольно переглядывались.

– Что скажете, Марина Петровна? – прищурился на директрису полковник и положил правую руку на пакет с героином.

– Ничего, – неприятным голосом с особым нажимом ответила брюнетка в средневековом костюме. – Все эти наркотики, если это действительно наркотики, не имеют ко мне никакого отношения. Я ими не пользуюсь и не отвечаю ни за убийство Екумовича, ни за пьяного идиота Зыкова!

– Однако вы являетесь шеф-директором осуществляемого здесь своеобразного… скажем так… шоу-бизнеса, владельцем самого здания, работодателем для двадцати человек. Кто же, как не вы, ответственны за все, что здесь происходит?

– Видите ли, – твердо и холодно объяснила Илляшевская, – если бы я жила в двухкомнатной квартире и ваши люди нашли у меня что-то запрещенное, тогда логика подвела бы вас к заключению, что это запрещенное принадлежит мне. Хотя и не на сто процентов. Вы прекрасно знаете: бывают подбросы со стороны милиции и со стороны других заинтересованных лиц, например конкурентов. Или от других недоброжелателей. А здесь… В доме два этажа жилых и производственных помещений, – продолжала директриса. – И третий, полуподвальный, со зрительным залом и комнатами для участников шоу. Кухня, кладовая, костюмерная, комната охраны, гараж… Как я могу знать, что находится в каждом углу в любой отрезок времени? Тем более, в день представления здесь бывает до двадцати человек, кроме наших зрительниц. И обвинять меня…

– Вас пока не обвиняют. Но подумайте сами: труп, попытка вооруженного сопротивления, наркотики в таком количестве…

– Требовать, чтобы я отвечала за всех, просто странно!

– Повторяю, вы ответственны за нарушение правопорядка в вашем учреждении, и я вынужден вас задержать до выяснения подробностей. Ваши наемные труженики будут проверены, обысканы, расспрошены и… либо задержаны, либо отпущены под подписку о невыезде на нужный следствию срок.

– В таком случае, я буду отвечать на вопросы только в присутствии адвоката! – возмущенно и даже гневно произнесла Илляшевская, отвернувшись от Коломийцева с отвращением на лице.

– Это ваше конституционное право, Марина Петровна.

Полковник совсем разнежился от сугубой предупредительности по отношению к задерживаемой директрисе, глаза его излучали почти ласку.

– Можете переодеться в присутствии сотрудницы уголовного розыска, взять необходимые вещи, исключая мобильный телефон и спиртные напитки. Подполковник Харитонов, обеспечьте доставку задержанной госпожи Илляшевской.

Когда директрису увели, Коломийцев в сопровождении своих подчиненных, а так же Полимеева, Сидорина и Маслаченко вышли в вестибюль. Там стояли два местных милиционера с автоматами и собакой. Кучка уже переодевшихся девушек шепталась, обращая взгляды на появившихся из кабинета оперов.

– Вот что, гражданки, – заговорил полковник, – вы должны знать, что в здании обнаружены наркотики. Пока ответственность за это ложится на директрису Илляшевскую. Но обыск продолжится. Ваши показания понадобятся следствию. Поэтому вы оставите свои паспортные данные и телефоны нашему сотруднику. Капитан Лавренюк возьмет у вас эти данные.

– Какой симпампунчик! – произнесла нарочито кокетливо поющая шатеночка.

Остальные художественные кадры Илляшевской недовольно зароптали:

– А может быть, нам срочно выехать надо будет? На гастроли. На Кипр, в Анталию или… на Андаманские острова? Чё мы должны ни за что тут торчать!

– Один вопрос, – продолжал полковник. – Чей аккордеон?

– Мой, – пискнула еле слышно Галя Михайлова и всхлипнула.

– Вы знали, что в нем были упакованы наркотические средст ва: героин и кокаин? Ваша фамилия?

– Не знала, – ответила Галя и стала тереть глаза концом вязаного шарфика. – Фамилия – Михайлова.

– Интересно, – усомнился полковник, почему-то весело посмотрев на «игральную» девку. – Вы же играете на синтезаторе. Зачем тащить в такую даль ненужный аккордеон?

– Всё она знала, – ехидно вмешалась шатеночка с детским личиком.

– Заткнись! – заорала Таня Бештлам, бешено выкатив глаза на ябедницу, замахнулась саксофоном в футляре. – Я тебя убью, мерзавка паскудная!

– Вот, товарищ начальник, – обидчиво заныла певичка и нашмыгала на невинные глазки слезы. – Приедут к нам черт-те откуда и вот так на нас кричат.

– Вы гражданка России? – спросил Коломийцев негритянку, приподняв брови.

– России, – ворчливо подтвердила Таня. – У меня мать русская, из Тамбова. Я родилась в Москве, живу в Красногорске. Документы в порядке.

– А отец где? – не без юмора поинтересовался Полимеев, выражением лица показав, как ловко он подыграл Коломийцеву.

– Отец в Африке, в джунглях скрылся. Мы тут, которые музыканты, наркоту не употребляем. Только водку и виски.

– Тогда мы вас пока отпустим, – также весело сказал Коломийцев. – Но Михайлову задержим до выяснения, каким образом героин и кокаин попадали в ее аккордеон. Майор, обеспечьте задержание Михайловой.

– Пойдемте, – повинуясь жесту Полимеева, Маслаченко взял Галю под руку.

– Я не знала, я не виновата… – слабенько вырываясь, Галя исчезла вместе с опером за дверями.

Девушки выстроились в очередь к капитану Лавренюку, который приготовился брать у них подписку о невыезде. Коломийцев отправился следом за местными и строгинскими операми.

Наперерез ему бросилась Люба с белым лицом и горящими отчаяньем черными глазами.

– Товарищ полковник, разрешите сделать чистосердечное признание! – воскликнула Люба. – Это мои наркотики. Мне их привозила Михайлова. Я спрятала в чулане аккордеон. И пакет мой. Я администратор, Кокова Любовь Сергеевна, во всем сознаюсь.

– Хорошо, – не очень обрадовался Коломийцев. – Признание облегчит вашу участь, положительно воздействует на решение суда. Отведите гражданку Кокову в машину. Наручники можно не надевать.

– Дела!.. Прямо крышу сносит, – сказала Танясаксофонистка рыженькой Шуре. – Всех позабирали. Только ни одной старухи в бриллиантах не тронули.

– Само собой, – грустно отвечала Шура, огорченная пленением коллеги, симпатичной и наивной Гали.

– И шефа замели. Вот уж чего не ожидала, – уперев руки в бока и пританцовывая, удивлялась Таня.

– Ее скоро отпустят. Увидишь.