Когда мы отодвинулись друг от друга, я не смогла посмотреть Тоби в глаза.

И услышала, как он прошептал:

— Прости. — Услышала, как он сказал: — Я не художник, Джун. Прости меня… за все.

Я еле заметно пожала плечами. Потом выплюнула на ладонь леденец и швырнула его на землю.

— Какая все-таки гадость эти мятные леденцы.

Тоби улыбнулся.

— Ага.

Но он не выплюнул свою конфету. Оставил ее во рту, где она, вероятно, жгла ему язык, пока полностью не растворилась.

Это было уже поздно ночью. В тот же самый день. Дома уже все спали. Я сидела на кухне, держа на коленях раскрытую «Книгу дней», и шептала в телефонную трубку, прикрывая ее ладонью.

— Я позвонила сказать, что я все это выдумала.

— Да… ага. Что? — Голос у Тоби был сонный, как будто он крепко спал, а я разбудила его своим звонком.

— Эту историю. Мою историю про Финна. Я ее выдумала.

— А, это ты, Джун. Привет. А сейчас сколько времени?

— Да, уже поздно. Простите, что разбудила.

— Я не спал. Просто валялся тут с бренди. Тихий вечер дома.

Я рассмеялась с закрытым ртом, стараясь не шуметь. Дотянулась до дверцы кухонного шкафа рядом с посудомойкой. До узкого шкафчика, где родители хранили бутылки со спиртным. Бренди там тоже был. Я достала бутылку, поставила ее на пол рядом с собой и постучала пальцем по крышке.

— Но я все равно должна вам историю.

— А ты уверена, что та история была выдумкой? Я, например, поверил каждому слову.

Я улыбнулась, хотя понимала, что Тоби, скорее всего, надо мной насмехается.

— Да ладно!

— Нет, правда. Очень хорошая история. И содержание, и исполнение. Замечательная проработка деталей. Оценка «отлично». — Тоби тоже говорил шепотом, хотя был в квартире один.

Пару секунд мы помолчали, а потом Тоби сказал:

— Знаешь, Джун, ты ничего мне не должна. Если не хочешь рассказывать, то не надо. — Мне было слышно, как он глотнул бренди.

Я открыла свою бутылку, макнула туда палец и облизала его.

— Нет. Я хочу рассказать. В следующий раз.

Конечно, я не могла видеть Тоби. Но буквально почувствовала, как он улыбнулся.

— Приезжай когда хочешь. В любое время. Ты ведь знаешь, да? Если тебе что-то понадобится…

Мне вдруг подумалось, что, если бы я тонула в открытом море, Финн был бы как крепкий, сверкающий на солнце деревянный корабль, чьи паруса всегда ловят ветер. А Тоби? Тоби, скорее всего, был большим ярко-желтым надувным плотом, который может перевернуться в любой момент. Но, может быть, он был бы рядом. Я уже начинала об этом задумываться.

Я кивнула и поднесла бутылку ко рту. Бренди обожгло горло, и на мгновение мне показалось, что у меня внутри вспыхнул пожар. Или произошло извержение вулкана.

Я прошептала:

— Я знаю.

Мы опять замолчали.

— Ну, ладно… Спокойной ночи, — сказала я.

— Приятных снов, Джун.

Я легла на спину, прямо на холодный линолеум на полу и прижала телефонную трубку к груди. В тишине раздавалось лишь тиканье желтых часов, висевших на стене над раковиной. Так прошло две-три минуты, а потом в темной кухне прозвучал голос, назвавший меня по имени:

— Джун.

Я поднесла трубку к уху.

— Да?

— Иди спать.

— Хорошо, — прошептала я. — И вы тоже.

И повесила трубку, оставив Тоби совсем одного в квартире Финна.

Я не знала, как скрепить обещание с мертвым. С живым — все понятно. Надо взять острые ножницы и сделать крошечный разрез на одежде. Это должна быть не старая ненужная тряпка, а что-нибудь новое и красивое. Что-то такое, что ты носишь часто и за что тебе может влететь, если мама узнает, что ты испортила эту вещь. Разрез может быть где угодно. На изнанке подола или под мышкой. И он может быть очень маленьким, едва заметным. Тут нужна определенная сноровка: научиться делать совсем-совсем маленькие разрезы. Таковы правила, которые мы с Гретой придумали, когда были маленькими. Когда нам еще было страшно скреплять обещания кровью.

Я поднялась с пола и вытащила из домашней «доски объявлений» булавку, на которой держалась открытка с видом Майами-Бич. Саму открытку я положила на стол. Потом проколола себе указательный палец и надавила. Капелька крови была похожа на крошечный драгоценный камушек. Я еще раз прочла письмо Финна и прижала палец к странице — прямо посередине листа.

Финн был прав. Тоби остался совсем один. Но теперь все решено. Он больше не будет один. Теперь у него есть я.

Март уходил, словно кроткий ягненок. Точно как в поговорке. Деревья пока оставались голыми, и в самых дальних углах больших автостоянок еще сохранились остатки снега, но было уже понятно, что зима миновала.

В городе уже начали появляться афиши «Юга Тихого океана». Их решили развесить заранее: если билеты раскупят, еще будет время добавить в программу несколько дополнительных номеров. Конкурс дизайна для этой афиши выиграла Бинз. Она изобразила начальные буквы слов — Ю, Т и О — в виде изогнутых пальм, а общий контур плаката был сделан в форме традиционной полинезийской хижины. Получилось очень симпатично. Бинз здорово постаралась. Я решила, что непременно скажу ей об этом, когда мы увидимся в следующий раз.

Весна уже чувствовалась во всем, и только родители не разделяли всеобщего воодушевления. У них начался самый сложный и суматошный этап подачи налоговых деклараций. Седая прядь в маминых волосах становилась все толще, папа в какие-то дни вообще забывал бриться, а мы с Гретой шутили, что нам грозит крайне тяжелое отравление мультиварочным рагу — очень опасное состояние, когда концентрация бульона в крови достигает таких масштабов, что кровь превращается в мясную подливу.

Сразу после уроков я пошла в банк.

Поталь — настоящее листовое золото — стоит дорого, но хорошая золотая краска смотрится ничуть не хуже, зато стоит намного дешевле. Я заранее сходила в художественный салон и купила крошечный пузырек золотой краски и тонкую кисточку. Они лежали в боковом кармане рюкзака вместе с ключом от банковской ячейки.

На этот раз мистер Циммер не сказал ни слова о СПИДе. Он встретил меня, как нормальный служащий банка встречает клиента, и сразу отвел в хранилище.

— Через полчаса мы закрываемся, — сказал он, взглянув на часы у себя на руке. — Я постучусь и заранее предупрежу, чтобы ты успела убрать все на место.

— Спасибо, — ответила я.

Я положила картину на стол и притронулась пальцем к каждой из пяти пуговиц. Они уже не казались такими уродскими. Теперь, когда я знала историю этих пуговиц, они стали даже красивыми. Как сверкающие черные жемчужины. Потом я медленно провела пальцем по контуру черепа на руке Греты.