Шрифт:
Интервал:
Закладка:
НЕ КОЛОТЬСЯ НЕ МОЧИТЬСЯ
В соседней с нами квартире живет Лоренс, манекенщик, с утра до вечера полирующий свой задрипанный кабриолет футболкой с надписью «Экссон — гнида» из неиссякаемых, по-видимому, запасов этих изделий, оставленных предыдущим квартиросъемщиком. Лоренс и мистер Мур никак не могут прийти к соглашению по поводу счетов за воду. «Мистер Пофигистер из шестого номера, как видно, думает, что вода у нас дармовая, лей сколько хочешь, — возмущенно фыркая, жаловался нам мистер Мур между затяжками, вынимая изо рта длинную, тонкую коричневую сигарету, какие нынче только старичье и курит. Он зашел к нам поглядеть, что да как, спустя неделю после того, как мы въехали. „Надо же… а ничего у вас получилось, мне нравится, -похвалил он наши усилия по оформлению жилища. — Классно. Стильно“.
Скудную обстановку нашей квартиры мы пополнили всего несколькими вещами вроде заднего сиденья от «крайслера» серии «К», кем-то брошенного и нами подобранного в каком-то переулке, да пачкой неоплаченных счетов, которые мы используем в качестве подставок под стаканы. Стены украшены кусками (размером с хороший стол) полноцветных плакатов, сваленных кем-то за ненадобностью позади «курительного дерева» возле Норманди-авеню. У нас висят три разных куска: мужской и женский торсы в момент «качания» мышц, автомобиль «порше» и огромные полуоторванные буквы — обрывки слов КАИНОВОЙ ЗАВИС. Эти куски уличных плакатов — такой супер: почему никто не додумался пустить их в продажу? С ними наше, прямо скажем, убогое логово приобрело совершенно другой вид. Надо будет напомнить Стефани напомнить мне написать в колонку «База свежих идей» журнала «Юный предприниматель».
И все же, каким бы подновленным ни выглядело наше здешнее жилье, мне определенно не хватает бесспорного комфорта Модернариума, который остался в Ланкастере. Может, позже, когда я покрепче встану на ноги, я смогу позволить себе слетать на север, взять напрокат грузовичок и увезти на нем обратно на юг дорогие моему сердцу материальные ценности «длительного пользования». Однако если я и дальше буду откладывать «на черный день» в таком объеме, как сейчас, моя затея вряд ли осуществится раньше, чем, скажем, лет через двести.
По дороге в «Крылатый мир» я звоню Дейзи из автомата на углу, воспользовавшись Гармониковой карточкой ATT «Только для экстренных случаев». Что значит настоящий друг! Я не могу себе позволить оплачивать телефон. Жизнь — ужасно дорогая штука. Почему мне этого не сказали в школе?
Дожидаясь, пока зазвонит в Ланкастере Дейзин «портафон» — уютно зарывшийся в гнездышке из купонов на пиццу со скидкой и вегетарианских кулинарных книг, — я смотрю на другую сторону улицы, где во дворе устроена «домашняя распродажа». Тут же хозяева — героиновая семейка: смахивающие на призраков, бесцветно-белые и как будто очень глубокомысленные торчки стоят, словно торгаши из преисподней, над ворованными мотельными пепельницами по десятке за штуку. Вот тоска! Каждому покупателю в подарок таблетка антидепрессанта.
Щелк.
— Алло?
— Дейзи, это Тайлер.
— Ну наконец… Восстал из мертвых. Восторженный писк и визг без паузы переходит в сбивчивые приветствия, доносящиеся сквозь скрип и потрескивание — Дейзи растянулась на полу у себя в комнате, пристроив к телефону дешевенький удлинитель. Я вижу, как ее руки с браслетами на запястье рассеянно поддевают какие-то блесточки и кусочки состриженных ногтей, застрявших в джутовом скальпе ее ковра-сексодрома.
— Ох, Тайлер, голос у тебя — фантастика! Прости, у меня сегодня голова тупая, не варит. Я на диете — лимонный сок, кайенский перец и кленовый сироп. Четвертый день. А ты сейчас где — в Голливуде?
Я ощущаю, как все, что меня сейчас окружает, — моя поездка — квартира — Стефани и весь мой нынешний мир — вверх тормашками летит от меня прочь, стоит мне услышать ланкастерский голос, как будто и не было этого месяца. Я опираюсь спиной на разогретую солнцем алюминиевую оболочку телефонной будки — какая-то раскаленная железяка жжет мне поясницу, и у меня такое чувство, словно я проваливаюсь в бездонный колодец, уменьшаясь до таких размеров, что могу с легкостью проскочить в трубку, — как квазар в гравитационном коллапсе, — и в мгновение ока переношусь на планету с названием «Дом».
— Я в Западном Голливуде.
Визг, писк:
— Нет, правда? Нет, Тайлер, я же просто так, пошутила. Ты что, уже звезда? А ты звезд видел?
— Голливуд не то, что ты думаешь, — говорю я, наблюдая за тем, как героиновое семейство, двигаясь, словно в замедленном кино, разъедает один на всех истекающий соком нектарин, невозмутимо подсчитывая в уме, какие барыши они выручат от продажи журналов, невзначай прихваченных из холла конторы по установке глушителей. — Я просто здесь живу. У нас со Стефани тут квартира. Ты куришь, Дейзи? Я слышу, ты затягиваешься.
— Бабушкины сигареты. Коричневые.
— Это во время диеты? Умно, ничего не скажешь. М-мм… Хабарик. Вку-усно! Дейзи, сколько раз я тебе говорил, что курить — удел бедняков? Затуши немедленно!
— Ой, отстань… так видел ты звезд или нет?
— Мы видели дублера Берта Рокни, он парковал машину на бульваре Уилшир, там было собрание «Анонимных алкоголиков».
— Вот это да! Вот это, я понимаю, новость!
— Дейзи, как там все? — Звук Дейзиного голоса дает мне ощущение такого замирания и надежды, какое возникает у меня, когда я узнаю, что безобидный болотный зверек, считавшийся исчезнувшим с лица земли, по уточненным данным, живехонек и прекрасно себя чувствует. Мне кажется, что от тоски по дому у меня случится обморок.
— Да все в порядке — мама, Марк. Мама тащится от своих женских собраний. Марк разъезжает по окрестностям, агитирует за «Китти-крем» вместе с бабушкой и дедушкой. Они придумали нарядить его «киттикотиком». Он такой душка! Специально танец разучил.
— А Мюррей?
— По-прежнему без работы. Тайлер, это у тебя вон какие амбиции! А Мюррей разве сумеет найти стоящую работу? Ты бы помог ему, а?
— Что? Мюррей ищет работу? — Я совершенно ошарашен: как тогда, когда я через дцать лет дружбы узнал, что Гармоник умеет играть на флейте.
— Ну, мы об этом подумываем. Надо как-то помогать друг другу. Мы хотим пожениться.
— Дейзи, ты беременна?
— Нет. Просто хотим пожениться.
— А что Мюррей может предложить работодателям?
— Роскошные дреды.
— Этим как раз семью кормить.
— Да погоди, Тайлер, ты не врубаешься. За этот месяц, пока тебя не было, у него дреды раздулись — буквально! — увеличились в объеме, как в сказке. Короче, дреды — умереть не встать. Он вполне мог бы прославиться, Тайлер. Эй, а ты-то сам где работаешь? Чем занимаешься? Небось уже на телевидении — скоро в секс-символы попадешь?
— Ну, скажем так, шустрю там, где пахнет жареным. В двух словах не расскажешь.