В Манаме мы с Норманом несколько раз навещали пристани для малых судов и с помощью Халифы беседовали с владельцами многочисленных моторных дау. Из Омана на Бахрейн довольно часто ходят дау за пресной водой и другим грузом, и один из кормчих рассказал нам про отгороженный скалами от главной трассы узкий коридор, которым они пользуются, обходя оживленную магистраль больших кораблей. Он согласился провести нас по этому пути, если мы будем за ним поспевать.

Опрометчивость ни к чему, когда налицо все основания быть осмотрительным. И когда мы подняли парус за танкерным рейдом у Бахрейна, рядом с нами следовала старая, потрепанная ветрами дау без мачты. Темнокожий кормчий Саид Абдулла смахивал скорее на африканца, чем на араба, хотя был родом из султаната Оман. Три члена команды, словно предчувствуя, что их ожидает, в последнюю минуту покинули дау. Четверо остались, чтобы идти в Оман; один — африканец, представитель народа суахили, двое — уроженцы Северного Йемена, четвертый — земляк кормчего. Рашад охотно присоединился к этой пестрой компании, чтобы исполнять обязанности переводчика и связного между двумя суденышками, примерно одинаковой величины.

Саид не располагал картой, но компас у него был. Он не пошел прямо к нашей цели — Ормузскому проливу, а предпочел путь, которым, как мы поняли, традиционно следуют все дау. Как только мы миновали белый песчаный островок с левого борта и Бахрейн со всеми его пароходами ушел за горизонт, Саид взял курс на оконечность полуострова Катар — еще одного, правда тупого, кинжала, нацеленного на север с аравийской стороны. Мы потратили довольно много времени на то, чтобы выбраться из гавани, и теперь Рашад крикнул нам, что Саид предлагает прибавить скорости, чтобы миновать Катар до ночи. Норман заглянул в лоцию Персидского залива, и нам стало понятно стремление Саида идти побыстрее. Вот что говорила лоция:

«В 1951 году отмечено, что все селения на северо-западном берегу Эль-Катара разрушены и покинуты после повторных набегов в предшествующие годы. Иногда среди развалин временно располагаются рыбаки».

К северо-западному побережью Катара мы подошли как раз в ту минуту, когда солнце скрылось и наступила ночь. Полуостров не произвел на нас впечатления покинутого. Мы видели огни на берегу справа по борту, и сразу вспомнились наши файлакские приключения. Саид шел со скоростью четыре узла, мы же, держа восточный курс при северном ветре, могли развить от силы два узла, и он решил взять нас на буксир. К счастью, трос вскоре лопнул, и когда Саид вернулся, чтобы снова подать нам конец, я отказался. Буксировка нетерпеливым капитаном грозила нам большими неприятностями, чем достаточно далекий берег Катара. Мой отказ возмутил Саида, и Рашаду было далеко не просто играть роль посредника в развернувшихся бурных прениях. В разгар переговоров на палубе «Тигриса» приземлилась огромная морская птица с длинным крючковатым клювом. Пернатая гостья повела себя очень развязно, и Карло с трудом усмирил ее. Потом она снялась с ладьи и опустилась на воду, а на смену ей из ночного мрака на свет кормового фонаря явился крупный сокол. Он парил так низко над головами рулевых, что мы различали ноздри на его загнутом клюве, пока и этот гость не удалился. В чистом небе сияла полная луна, мы шли под парусом в полном ладу с ветром и естественным ритмом волн и наслаждались самостоятельностью. Однако северный ветер пронизывал до костей, и мы с удовольствием нырнули под одеяла, как только дау, прибавив ходу, покинула нас.

Саид предупредил, что от северной оконечности Катара — мыса Ракан надо править на высокий остров Халул с маяком. Только я погрузился в крепкий сон, как меня разбудили рулевые. Огни Катара пропали, зато по соседству снова качалась дау, и Рашад крикнул с нее, что Саид настаивает на буксировке. Зная от рулевых, что мы идем точно предписанным курсом, я не мог понять его настойчивости и ответил решительным отказом. После чего выяснилось, что дело не в нас. Волны разгулялись, и дряхлая дау грозила рассыпаться: уже есть течь, они вынуждены непрерывно откачивать воду. Моторное суденышко не может идти так медленно, как мы идем под парусом, а если им кружить около ладьи, волны раздолбают корпус вдребезги. А с нами на буксире дау пойдет тише без ущерба для устойчивости и для мотора. Иначе Саид отказывается продолжать путь.

Вот так номер! Теперь, когда ладья наконец-то слушается нас, наш проводник кипятится, потому что мы против буксировки. Саид нехотя согласился, и дау скрылась из виду. Напоследок Рашад крикнул, что у пего есть предложение: отослать дау обратно на Бахрейн и дальше идти одним. Кое-кто из ребят поддержал его, но Карло и Юрий считали, как и я, что все-таки безопаснее не разлучаться с провожатыми, пока мы не выйдем из этого мудреного залива со всеми его препятствиями и встречными кораблями, да при таких непостоянных ветрах и течениях.

Час спустя дау опять подошла к ладье, и теперь капитан Саид был сама любезность. Он целиком к нашим услугам, готов делать все, что мы скажем. Одна лишь просьба — сообщить ему нашу позицию и расчетное время подхода к острову Халул, поскольку он из-за бесконечного кружения совершенно сбился с пеленга. В лунном свете было видно, что дау изрядно качает; Рашад подтвердил, что «Тигрис» выглядит капитальной пристанью рядом с хрупкой люлькой Сайда. Помпа работала непрерывно. Но хотя спасательная шлюпка дау производила еще более ненадежное впечатление, чем сама старая посудина, Рашад твердо настроился до конца выполнять миссию связного. Конечно, Саиду было бы спокойнее видеть за кормой нашу добротную ладью, но он предпочел оставить все по-прежнему, чем возвращаться в одиночку на Бахрейн. И мы продолжали путь самостоятельно, очень гордые собой.

Море было неожиданно чистым, если не считать изредка встречавшиеся нам деревянные ящики и другие плавающие предметы. Я ожидал гораздо худшего. Время перевалило за полдень, дау давно не показывалась, когда Эйч Пи внезапно крикнул с мостика, что прямо по носу на воде лежит какая-то непонятная белая коробка. Мгновением позже сильный толчок сотряс всю ладью. Перестав слушаться руля, «Тигрис» развернулся кругом, и парус вместе с провисшими длинными шкотами начал нещадно лупить и хлестать все и вся. Несколько секунд продолжался полный сумбур, после чего наш корабль замер на месте, словно пойманный огромной сетью среди моря. Так оно и оказалось. Белая коробка, приплясывая, скрылась под водой; одновременно нас не хуже какого-нибудь морского змея обвил красный найлоновый трос. Одним прыжком Детлеф очутился на боковой связке, закрепил за штаг страховочный леер, свесился за борт и обрубил рыбацким ножом толстый канат, грозивший распороть камышовые бунты, единственный способ спасти рулевые весла и само судно. Красный змей разжал свои зловещие объятия и бессильно закачался на гребнях, пропуская «Тигриса», снова послушного руке Эйч Пи. Надев маску, Детлеф проверил бунты и сообщил, что они не пострадали.

А еще через несколько часов «Тигрис» оказался в окружении настоящих морских змей, в том числе таких же красных, как найлоновый трос. Змеи сопровождали нас дня два. Жуткие твари, длиной с обыкновенную гадюку и окрашенные природой в самые яркие цвета. Сонно качаясь на волнах у наших бортов, они смахивали на куски каната. Но были и такие, что активно плавали, извиваясь по-змеиному. И яд у них есть, притом очень сильный. В районе, через который мы шли, и в Оманском заливе водится двадцать заметно отличающихся друг от друга по окраске и узорам видов морских змей; укус девятнадцати из них смертелен. Правда, они довольно вялы от природы и сами, как правило, на человека не нападают.