Конечно, письма, радио, газеты приносят в мою уединенную обитель новости нашего мира. Во время моих коротких поездок в Париж я принимаю посетителей. Из разговоров с ними я могу судить, каково состояние людских душ. Во время каникул дети и внуки окружают нас своей молодостью. Нет только нашей дочери Анны, которая покинула этот мир раньше нас. Сколько часов уходит. Я читаю, пишу, мечтаю, и ни одна иллюзия не смягчает горькой безысходности в моей душе.

Однако в моем маленьком парке – я обошел его уже четырнадцать тысяч раз – деревья, с которых холод снимает их одежду, вновь надевают свой зеленый наряд, и цветы, посаженные моей женой, увядают и опять распускаются. Все дома в нашей местности давно обветшали, но из них выбегают смеющиеся девчонки и мальчишки. Когда я выхожу погулять в окрестные леса, их сумрачный вид уже начинает наводить на меня тоску, и вдруг щебет птички, солнечный отблеск на ветке или набухающая почка напоминают мне, что жизнь, с тех пор как она появилась на земле, ведет вечный бой и никогда его не проигрывает. И вот я ощущаю, как ко мне возвращается какая-то тайная уверенность. Ведь все рано или поздно начинается снова. И после того, как меня самого уже не будет, то, что я сделал, станет началом нового порыва.

Я старею, и мне ближе становится природа. Каждый раз четыре времени года для меня как четыре урока. Их мудрость меня утешает. Природа поет весной: «Что бы ни случилось потом, сейчас все только начинается. Вокруг так светло, несмотря на мимолетные ливни, так молодо, хотя у деревьев еще невзрачный вид, так красиво, включая даже пока пустые поля. Любовь вселила в меня столько силы и радости. Кажется, что они никогда не иссякнут!»

Она утверждает летом: «Моя гордость – это мое изобилие. С большим усилием я даю то, что кормит все живое. Каждая жизнь зависит от моего тепла. Зёрна, плоды, стада, залитые сейчас солнцем, – это достижение, которое никто не сможет уничтожить. Отныне будущее принадлежит только мне!»

Осенью она вздыхает: «Моя задача близка к завершению. Я отдала мои цветы, мои плоды, мой урожай. И теперь я стою, призадумавшись. Посмотрите, как я еще хороша в моем платье из золота и пурпура под ослепительным солнцем. Увы, скоро ветры и непогода сорвут мое убранство. Но однажды на моем обнаженном теле вновь расцветет моя молодость!»

Зимой она жалуется: «И вот я бесплодная и ледяная. Сколько растений, животных, птиц, которых я породила и лелеяла, умирают под моим покровом, потому что я уже не могу ни согреть, ни накормить их. Но неужели в этом судьба? Неужели навсегда победила смерть? Нет! В моих недрах мало-помалу начинается скрытая работа. Еще неподвижная в самой глубине тьмы, я предчувствую чудесное возвращение света и жизни».

Старая земля, разъеденная временем, источенная дождями и бурями, истощенная растительностью, но готовая бесконечно производить все, что нужно, чтобы род людской продолжался.

Старая Франция, обремененная Историей, истерзанная войнами и революциями, идущая без устали от величия к падению, но от века к веку распрямляемая своим гениальным стремлением к возрождению.

Старый человек, изнуренный испытаниями, отстраненный от дел, чувствующий приближение вечного холода и все-таки не перестающий ждать, когда во мраке блеснет луч надежды»[41].

Пока де Голль предавался размышлениям в Коломбэ, во французской политике произошли некоторые изменения. Режим Четвертой республики начал испытывать серьезные трудности. Причиной тому была все ширившаяся алжирская война.

Французская армия, познавшая горечь поражения в Индокитае, стремилась взять реванш в Алжире, но терпела неудачи. Удрученные этим офицеры и солдаты постепенно проникались ультраколониалистскими настроениями. Они стали применять пытки к пленным, расстреливать заложников. Однако Фронт национального освобождения Алжира упорно продолжал сопротивление и расширял военные действия, что сильно раздражало французское командование. Оно было также крайне недовольно правительственной политикой. С одной стороны, все кабинеты держались курса на подавление национально-освободительного движения алжирцев, а с другой, за спиной армии, – вели секретные переговоры с ФНО{387}. В рядах армейской верхушки быстро росло убеждение, что правительство вообще неспособно разрешить «алжирский вопрос». Такого же мнения придерживались и алжирские ультраколониалисты. Армия и «ультра» начали открыто возлагать ответственность за неудачи в колониальной войне на правящие круги Парижа. Они, по существу, перешли в оппозицию к правительству.

Де Голль сразу понял всю серьезность создавшейся ситуации. Он хотел сам посетить Алжир и ознакомиться с происходящим на месте. Но ехать туда официальные власти ему не разрешили. Тогда в марте 1957 года генерал отправился во Французскую Сахару, чтобы побывать хотя бы рядом с горячей точкой. В конце июня в письме к племяннице бывший председатель РПФ отмечал: «Алжирское дело затянулось, несмотря на большие усилия и затраты. Чем дольше оно длится, тем более зловещим и мрачным становится. Я даже не представляю, как нынешний режим сможет с ним справиться»{388}. Четвертая республика, действительно, дала трещину. Это понял не только де Голль, но и его верные сторонники. Они интуитивно почувствовали, что слабой «системе партий» можно наконец нанести решающий удар.

И вот осенью 1957 года «социальные республиканцы» начинают широкую кампанию за возвращение своего лидера к власти. Они решили развернуть ее в прессе, а также провести по всей Франции серию митингов и банкетов с целью пропаганды идей голлизма. Мишель Дебре в ноябре основал собственный небольшой журнал «Курьер гнева», на страницах которого постоянно требовал немедленного создания во Франции правительства общественного спасения во главе с де Голлем.

В начале 1958 года «социальные республиканцы» поняли, что самая благоприятная почва для их агитации сложилась в самом Алжире. Сторонники де Голля решили воспользоваться тем, что Жак Шабан-Дельмас занимал пост министра обороны в стоявшем у власти кабинете радикала Феликса Гайяра, и послать в алжирскую столицу в качестве официальных представителей министерства голлистов Леона Дельбека и Люсьена Нейвирта. Основной целью их деятельности должна была стать агитация за возвращение к власти де Голля, а также привлечение на его сторону двух основных сил, отстаивающих лозунг «французский Алжир», – «ультра» и командование армии{389}. Именно в них «социальные республиканцы» увидели своих возможных сторонников.

В январе 1958 года Дельбек и Нейвирт появились в Алжире. Они создали в алжирской столице «Антенну», личное представительство министерства обороны, имеющее прямую связь с Парижем. Через «Антенну» Дельбек изо дня в день информировал Шабан-Дельмаса обо всех алжирских событиях и получал указания голлистских лидеров{390}.