— Я не говорила, что я детектив. Старик лишь улыбнулся в ответ.

— Вы вряд ли согласились бы встретиться со мной, если бы я вас об этом предупредил, Каспер, — сказал Рук.

— Скорее всего, нет. И в результате много потерял бы. — В устах любого другого мужчины это прозвучало бы пошло и смехотворно, но элегантный старичок заставил Никки покраснеть. — Присаживайтесь.

После того как они с Руком устроились на диване, обитом темно-синим вельветом, хозяин опустился в свое зеленое кожаное кресло с подголовником. Когда он положил ногу на ногу, Никки разглядела под льняными брюками острые колени. Носков на нем не было, и домашние туфли, судя по виду, были сделаны на заказ.

— Должна сказать, вы именно такой, каким я вас представляла.

— Она читала мою статью и считает, что вы — сама любезность, — объяснил Рук.

— О, прошу вас, этот ярлык уже устарел. — Каспер повернулся к Никки. — Ничего особенного, поверьте. В моем возрасте «сама любезность» — это когда мужчина не забывает бриться по утрам. — Она заметила, что его щеки блестят в свете ламп. — Но у офицера полиции Нью-Йорка нет времени на визиты вежливости. И поскольку мне пока не надели наручники и не зачитали мои права, осмелюсь предположить, что дело на сей раз не в моем прошлом.

— Отнюдь, — подтвердила Хит. — Я прекрасно знаю, что вы ушли на покой.

В ответ он лишь слегка пожал плечами и развел руками, возможно, желая заставить ее поверить в то, что до сих пор занимается кражами и забирается в квартиры через форточки.

И на самом деле у нее промелькнула такая мысль.

— Детектив Хит расследует кражу произведений искусства, — пояснил Рук.

— Рук сказал мне, что вам известно обо всех крупных сделках с картинами в городе. Легальных и нелегальных. — И снова Каспер пожал плечами и взмахнул рукой.

Никки решила, что старик прав — у нее действительно не было охоты здесь засиживаться, и она перешла к делу: — Во время отключения электричества кто-то взломал квартиру Мэтью Старра в «Гилфорде» и вынес его коллекцию.

— О, мне это даже нравится. Вы называете эту мешанину, на которую выброшена куча денег, коллекцией? — Переменив позу, Каспер снова скрестил ноги.

— Отлично, значит, она вам знакома, — сказала Никки.

— Насколько мне известно, это, скорее, не коллекция, а вульгарный винегрет из картин.

Хит кивнула.

— Я слышала такое мнение. — Она протянула старику конверт. — Здесь снимки картин, сделанные оценщиком.

Каспер с нескрываемым презрением перебрал фотографии.

— Кто собирает одновременно Дюфи и Северини? Почему бы не добавить сюда тореадоров или клоуна на черном бархате?

— Можете оставить их себе. Я надеялась, что вы взглянете на них внимательнее или покажете кому-нибудь и, если услышите, что кто-то пытается продать одну из этих картин, сообщите мне.

— Непростое поручение, — сказал Каспер. — В это дело — с той или другой стороны — могут быть замешаны мои друзья.

— Я понимаю. Покупатель меня не интересует.

— Разумеется. Вам нужен вор. — Он обернулся к Руку. — Времена не меняются, Джеймсон. Они по-прежнему жаждут схватить именно того, кто рискует больше всех.

Рук ответил:

— Здесь есть небольшая разница: тот, кто это сделал, не только украл картины, но, возможно, совершил убийство, даже два.

— Мы не знаем этого наверняка, — добавила Хит. — Если говорить откровенно.

— Боже мой, вы времени зря не теряете. — Элегантный старый вор окинул Никки долгим одобрительным взглядом. — Очень хорошо. Мне знакомы один-два не слишком честных торговца картинами, которые могут быть полезны в этом деле. В качестве одолжения Джеймсону я наведу справки. К тому же никогда не вредно оказать добровольную помощь жандармерии — на всякий случай.

Никки наклонилась, чтобы взять сумку, и начала было благодарить хозяина, но когда она подняла голову, его уже не было в комнате.

— На что это он там жаловался? — удивился Рук. — По-моему, он все еще прекрасно умеет исчезать незаметно.

Никки стояла в комнате для ланча в полицейском участке и смотрела через стеклянную дверцу микроволновки на вращающуюся коробку жареной свинины с рисом. Уже в который раз она размышляла о том, сколько времени проводит в этом здании, глядя сквозь стекла, дожидаясь результатов. Если она не смотрела на подозреваемых сквозь стекло комнаты для допросов, то следила за объедками в микроволновой печи.

Звякнула микроволновка, и Никки вытащила дымящуюся коробку, украшенную с двух сторон фамилией «Таррелл» с тремя восклицательными знаками. Если бы ему действительно нужна была эта еда, он забрал бы ее домой. Никки принялась размышлять об увлекательной профессии детектива. Работа, которой никогда не будет конца, на ужин объедки — даже не свои, а чужие.

Разумеется, Рук еще раз попытался пригласить ее в ресторан. Время встречи с Каспером было выбрано удачно: когда они вышли из антикварной лавки, как раз настала пора ужинать.

Даже в этот нестерпимо душный вечер так приятно было бы посидеть на улице, за столиком кафе «Боут Бейсик», с гамбургером и бутылочкой «Короны», которая покрывается испариной в ведерке со льдом, и смотреть на лодки, скользящие по Гудзону.

Хит сказала Руку, что идет на свидание. Заметив выражение его лица, она добавила, что это будет свидание с уликами в участке. Никки не хотелось его мучить. Хотелось, конечно, но не таким образом. Сидя за своим столом после окончания рабочего дня, без телефонных звонков и посетителей, отвлекавших ее, детектив Хит снова оглядела улики, занимавшие огромную фарфоровую доску. Только на прошлой неделе она сидела в этом самом кресле, таким же поздним вечером. Сейчас у нее было уже больше информации. Доска заполнялась именами, датами, фотографиями. За последние несколько дней прибавилось еще два преступления. Три, если считать нападение на нее саму.

— Поченко, — произнесла она. — Где же ты, Поченко?

Никки погрузилась в размышления. Она отнюдь не была склонна к мистике, однако верила в силу подсознания. По крайней мере, собственного подсознания. Она представила, что ее мозг — это доска, и стерла все, что было написано на этой доске. Отстранившись от всех мелочей, она открыла сознание для калейдоскопа данных, для причудливых узоров, которые образовывали улики и факты. Мысли ее устремились вдаль. Хит отогнала те, что не имели отношения к делу, и сосредоточилась на своем расследовании. Она ждала озарения.

Ждала, когда улики заговорят с ней. Ей нужно было узнать, что же она упустила из виду.

Никки отправилась в воображаемое путешествие в прошлое, пользуясь своей доской как путеводителем. Она видела тело Мэтью Старра, распростертое на тротуаре; она снова посетила Кимберли, окруженную ценными картинами и антикварной мебелью, погруженную в свое фальшивое аристократическое горе; она видела себя саму, беседующую с людьми из окружения Старра: конкурентами, сотрудниками, букмекером и его русским подручным, с его любовницей, швейцарами. Внезапно мысль ее зацепилась за слова любовницы.