всплеска эмоций. — Диксон... — начинает он осторожно. — Что вообще происходит?

 

Я чувствую, как отчаяние вновь поднимается во мне, сжимая мое горло когтями. Я не могу позволить Перси жить здесь, но я также не могу допустить, чтобы Шейн узнал, что Перси является причиной моего синяка на лице. Это чертовски унизительно.

 

Я снова начинаю идти. Стояние на месте заставляет меня чувствовать головокружение. Шейн подстраивается под мой шаг, и я чувствую, как его взгляд пронизывает бок моего лица.

 

— Я не хочу, чтобы он был здесь. Мне не нравится, как тихо звучит мой голос. — Я рассталась с ним, и он не может это принять. Пожалуйста, Линдли, это всего лишь шесть недель. Как только он уйдет, мы можем сказать всем, что расстались.

 

— Подожди, ты хочешь, чтобы мы лгали нашим друзьям? Даже Джиджи и Райдеру?

 

— Только пока Перси здесь. Я не хочу, чтобы он узнал, что мы, возможно, все это время притворялись.

 

Это ложь. Настоящая причина, по которой я не хочу говорить Джиджи, что Шейн и я притворяемся ради Перси, — это то, что ее первым вопросом будет почему?

 

Почему я играю в игры, вместо того чтобы сказать Перси, чтобы он пошел к черту? Почему я устраиваю спектакль, вместо того чтобы столкнуться с ним лицом к лицу?

 

И эти почему требуют, чтобы я сказала правду.

 

Что он ударил меня.

 

Что мне страшно находиться рядом с ним.

 

Что я никогда в жизни не чувствовала себя более униженной.

 

Мой мозг представляет собой спутанную массу мыслей. Некоторые из них, возможно, иррациональны. Я это осознаю. Но я не могу этого сделать. Я не могу сказать своим друзьям, что мой бывший парень ударил меня. Я пыталась, черт возьми. На этой неделе я видела Джиджи. Я открыла рот, полностью готовая признаться, что Перси оставил мне этот синяк под глазом, но слова отказались выходить. Вместо этого я соврала ей.

 

— Джиджи никогда в это не поверит, — говорит Шейн с усмешкой.

 

— Поверит. Тем более, что она будет занята свадьбой и медовым месяцем. Я умоляю его. — Пожалуйста? Я буду чувствовать себя лучше... безопаснее... если он подумает, что у меня есть парень.

 

— Безопаснее? — осторожно переспрашивает Шейн.

 

— Я имею в виду, в том смысле, что он не будет приходить ко мне с завтраком и заставлять меня чувствовать себя неуютно, — говорю я спокойно.

 

И говоря о неудобствах, сам дьявол вдруг появляется на тропинке. В кхаки и белой футболке, с двумя картонными коробками, на которых черным маркером написано УЧЕБНИКИ.

 

Я замираю. Наши глаза встречаются, и нет никаких сомнений в том, что в его взгляде мелькает вина. Это первый раз, когда я вижу его с той ночи в Della’s, и хотя его близость вызывает у меня глубокое отвращение, я также чувствую слабый страх. И это больше всего выводит меня из себя.

 

Я отказываюсь бояться этого ублюдка.

 

Я иду вперед, не выбирая слов. — Я не знаю, в какую игру ты играешь...

 

— Это не игра, — тихо перебивает он. — Ты знала, что я ищу жилье, Диана.

 

— И ты должен был переехать сюда?

 

Мои руки снова дрожат, на этот раз от ярости. Как он смеет? Как, черт возьми, он смеет?

 

— Либо это, либо провести недели в той дыре на окраине города. Я не могу позволить себе жить в гостинице на главной улице шесть недель. Это лучший вариант, пока мой новый дом не станет доступен в сентябре.

 

Звучит правдоподобно, но я этому не верю.

 

Я замечаю, что его взгляд сосредоточен на моем лице. На исчезающем синяке, который он оставил.

 

Шейн всего в нескольких футах от нас, поэтому я знаю, что Перси не посмеет упоминать то, что произошло той ночью, но он все же понижает голос и спрашивает: — Ты в порядке?

 

Я игнорирую вопрос. — Знаешь что? Мне плевать на твои причины, почему ты здесь. Это ничего не меняет между нами. Мое последнее сообщение ясно дало понять, на чьей я стороне.

 

Морщась, он снова проявляет остатки совести.

 

— О, и раз уж мы здесь. Я подзываю Шейна поближе, затем беру его за руку и, очень явно, переплетаю наши пальцы. — Это мой парень, Шейн.

 

Шейн не протягивает руку для рукопожатия. Он кивает и говорит: — Приятно познакомиться, братан.

 

Перси на мгновение сжимает губы. — Приятно познакомиться и с тобой. Если извините... Он слегка поднимает коробки. — Мне нужно продолжить распаковку.

 

Когда он проходит мимо нас, я оборачиваюсь и смотрю ему вслед. Его плечи напряжены, как доски. Будто он является обиженной стороной.

 

— Ты в порядке? — грубо спрашивает Шейн. Он все еще держит меня за руку, как будто знает, что мне нужна поддержка, иначе я рухну.

 

Нет, я не в порядке, хочу сказать.

 

Желание рассказать кому-то, что случилось, почти душит меня. Я хочу рассказать Шейну. И Джиджи. И папе. Но я не могу найти слова. Они, как напуганное животное, жмутся в углу, и сколько бы я ни пыталась их выманить, они не выходят. Они застряли.

 

Признание горит в моем горле, а потом, в панике на одну секунду, полностью сжимает его. Воздух не поступает, и вдруг я не могу дышать. Это уже случалось несколько раз на этой неделе.

 

— Я в порядке, — удается мне сказать. Чудом мой голос звучит совершенно нормально.

 

Шейн кажется не замечает бурю, которая бушует внутри меня, пока мы идем к Red Birch, поднимаясь по лестнице на второй этаж. — Когда ты хочешь начать репетировать?

 

— Для чего? — Я слишком отвлечена бешеным сердцебиением, чтобы сосредоточиться на том, что он спрашивает.

 

— Для соревнования? — подсказывает он, смеясь. — И когда мы будем снимать это прослушивание?

 

— Точно. Прости. Нам не нужно отправлять видео до конца августа, но нужно сразу начать. Как насчет репетиции в субботу? Я работаю только на завтраках и обедах в эти выходные, так что я свободна оба вечера.

 

— Звучит хорошо. Напиши мне.

 

Мы расходимся в коридоре, и я практически ныряю в спокойствие своей квартиры,