Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Попытка высадки десанта провалилась. — говорил Малинин, — Но они наверняка на этом не успокоятся.
— Недалеко от Элегиума местные зафиксировали скопление военного флота, — поддержал Эпштейн, — Ну, не то, чтобы флота. Они насчитали кораблей тридцать. Это именно те, кого мы ждём.
— Маловато будет. — усомнился Малинин, — Разве что ждут, когда остальные подтянутся.
— Наш флот, увы! — серьёзного сопротивления не окажет. — говорил Дранг Ост, — Разве что — задержит ненадолго.
Все трое сидели в столовой правительственного комплекса.
— Что там эти учёные головы насочиняли? — спросил Малинин, — Можно их чем-нибудь пронять? Анка, вроде рассказывала, что если врезать им по яйцам, — тут Малинин невольно поморщился, — то они сразу вырубаются. И ещё — эти твари… гермафродиты.
Тут Эпштейн не удержался и захихикал. За ним засмеялись и остальные.
— Пэлед что-то говорил про напалм, которым можно прожигать броню кораблей. — вспомнил Гиора, — Но напалм в вакууме не горит. А нам предстоит сражение в космосе.
— А причём тут это? — спросил Дранг Ост.
— Стрелять надо именно в реакторный отсек. Он же — мозговой центр всего корабля. — пояснил Гиора.
— Короче — нужны снайперы. — подытожил Дранг Ост, — Задача ясна — собрать самых лучших стрелков.
* * *
Анку сложившаяся ситуация совсем не радовала. Более того. Всё чаще и чаще вспоминала она фразу из Книги Экклезиаста — «Многие знания — многие печали». Оу наградила её знанием, которое не предназначалась для земной расы. И Анку это знание совсем не обрадовало. На руке у Марта Акдака она увидела тот же узор, что и на своей, который получила, когда согласилась вложить руку в лоно статуи неведомой инопланетной богини. Каким образом он появился на руке Вождя? Уму непостижимо. В то, что товарищ Акдак мог тоже оказаться на планете бхани — Анка не верила ни на секунду.
Оу… А если и она вдруг поняла, что натворила? Если её наказали за такое самоуправство? А то, что это самоуправство с её стороны, Анка догадывалась, но как-то не задумывалась. Бхани с детства готовили себя к тому, что в один прекрасный день встретят свою половинку в жизни. Для них узор на запястье — просто опознавательный знак, чтобы легче было узнать своего. Но это хорошо лишь для них. Если людям такого не дано — значит так надо. Оу нарушила какой-то очень важный закон. Заповедь какую-то. Что люди Земли могут быть просто не готовы к тому, чтобы распознавать свою половинку именно по знакам — им обеим просто не пришло в голову. И что теперь делать прикажете? Сидеть в лесу, конечно, можно было бы сколько угодно долго, пока отряд не вернут на Землю, или не перебросят в другое место. Командировки, рано или поздно, заканчиваются. И она бы покинула Гамму-249. Это был бы наилучший вариант. Или попроситься в какую-нибудь командировку, умолить Малинина дать какое-нибудь задание. Но сейчас это было бы равносильно дезертирству. После высадки десанта ждали нового нападения. И оно не замедлит быть. А товарищ Март чуть ли не у ворот базы их поджидал, когда группа вернулась в столицу. И бросился к ней на глазах у всех. Вот срам-то… У этого Марта чуть ли не половина баб всей планеты в койке перебывала. Сама его пару раз с бабы снимала. И надо же — этакое «сокровище» — и её «половинка»! Хорошо, что мама не знает! А надо, чтобы и не узнала! И что с этим проклятым знаком делать? Хуже каиновой печати! Калёным железом выжечь? Или вот — настроить бластер на меньшую мощность и выжечь это клеймо! Точно! Выжгу его лазером! Анка достала бластер из кобуры и перевела регулятор мощности. И в этот момент раздался сигнал вызова. Малинин собирал отряд.
Глава 20
Нет худа без добра
Через пару дней, после последнего разговора с фон Кутченбахом, заключённый Ричард Дагвард, был переведён в дальнюю военную тюрьму. В новой тюрьме заключённый Дагвард первое время доставлял немало хлопот персоналу. Страдая хроническим похмельем, он умудрился связаться с самыми проблемными заключёнными, которые поставляли ему дрянное пойло гордо именовавшееся «тюремным бурбоном». Так продолжалось примерно месяц.
Всё изменилось в один день, когда Дагвард одним ударом отправил в нокаут одного из заключённых, который, как ему показалось, грубо повёл себя с женщиной-психологом, одной из тех, кто приходили в тюрьму раз в несколько дней. Женщина была немного испугана, а Дагвард был отправлен в карцер на тридцать дней. К удивлению охраны, он не сопротивлялся и вообще, вёл себя не так, как обычно. И этот случай не ускользнул от внимания начальника тюрьмы, подполковника Эрика фон Кляйнера, которого за глаза называли не иначе как «гауляйтер». Причина прозвища крылась в тёмном прошлом семьи (далёкий предок подполковника был гауляйтером концлагеря в Польше во время Второй Мировой Войны). Надо сказать, что общих черт у подполковника и его далёкого предка было крайне мало, но было одно качество, связывающее их сквозь поколения. Эрик фон Кляйнер, как и его предок, обожал бокс. Сам фон Кляйнер долгое время был боксёром-любителем. Красивый хук справа отчётливо говорил, что перед ним боксёр. Подняв дело заключённого Дагварда, гауляйтер убедился в своей правоте — «золотые перчатки» Марса. Едва выйдя из карцера, протрезвевший Дагвард предстал перед подполковником. Сделка лежала на поверхности. Дагвард получал относительную свободу передвижения по территории тюрьмы и пятнадцать человек под своё командование. Из этих пятнадцати он должен был сделать команду боксёров