— Могу, но на это уйдет магия. Мне нужно ее копить, а не тратить. Так что сегодня мы переночуем здесь.

Я чувствовал, что это не единственная причина. Его любимая когда-то жила здесь. Он смотрел на помещение, которое любой герниец счел бы обычным погребом, и видел уютный дом, освещенный и согретый огнем в очаге, полный всевозможных удобств, которые пристало иметь великой. Его заимствованные воспоминания поражали. Он помнил медные кастрюли и посуду из зеленого стекла, гребни из слоновой кости и серебряные заколки для волос. Но его воспоминания о ее достатке были окрашены грустью. Наверное, только он знал, как одинока она была. Не считал ли он, что сумеет как-то это исправить, поселившись теперь в ее доме?

Пока Ликари прилежно дергал и тянул кусты, корни и мох, забившие дымоход, мальчик-солдат медленно обошел комнату. У Лисаны не осталось наследников, к которым перешло бы ее имущество, не было даже любимого кормильца, имевшего право забрать три предмета по собственному выбору. Поэтому, по обычаю, касающемуся полных магии людей, ее дом после ее смерти стал запретным местом. Магия имеет свою цену и не исчезает бесследно, полагали спеки. Этот дом был оставлен в том же виде, в каком его в последний раз покинула Лисана. Она умерла по ту сторону гор. Она знала о близящейся смерти и осталась там, рядом с выбранным ею деревом. Ее младший брат и трое кормильцев остались с ней, верные до конца, чтобы посадить ее слабеющее тело к стволу и охранять до тех пор, пока жадные корешки не проникнут в нее, питаясь ее соками и остатками личности.

Он знал это почти так же ясно, как если бы все произошло с ним самим. Эти воспоминания отдала ему Лисана. Так что он подошел туда, где прежде висела полка, и пошарил по полу среди обломков давным-давно сгнивших досок. В конце концов он нашел лампу из мыльного камня. Он вышел наружу и почистил ее осыпавшимися кедровыми иголками. На ярмарке он обязательно добудет для нее масло. Он держал ее в ладонях, чувствуя, как она согревается от прикосновения. Лисане нравилось сидеть снаружи теплыми осенними вечерами, когда ее мягкий свет рассеивал сумрак.

Мальчик-солдат глянул на небо сквозь кружевной кедровый полог. Быстро темнело. Если они собираются сегодня ужинать, ему придется отправиться на охоту прямо сейчас. Он стиснул зубы. Теперь, когда он нашел дом, ему не хотелось отсюда уходить. Он мечтал любовно восстановить строение таким, каким оно было прежде, увидеть, как отсветы огня в очаге пляшут по бревенчатым стенам, отдохнуть на кровати, на которой спала она, и пить из ее чашек. Он тосковал по ней со страстью, граничившей с одержимостью. Он страдал от любви и одиночества так, что мне стало его жаль.

Однако, несмотря на это, он взял себя в руки, как учил его мой отец, когда он был тем же мальчиком, что и я сам. Он посмотрел на Ликари, который по-прежнему уныло выдергивал из дымохода корни и мох.

— Моя праща все еще у тебя?

— Я сберег ее для тебя, — заулыбался малыш.

Он пошарил в поясной сумке и сбросил вниз лоскут кожи, обмотанный длинными ремнями. Мальчик-солдат ловко поймал ее и собрался идти.

— Хочешь, чтобы я для тебя поохотился?

Мальчика-солдата ошеломил его вопрос. Ему это даже в голову не пришло. Он быстро принял решение.

— Нет. Спасибо. Закончи с дымоходом, а потом почисти очаг изнутри и перенеси в дом огонь. И собери немного дров на ночь. А я постараюсь добыть нам что-нибудь на ужин.

Малыш стоял, склонившись над трубой, и смотрел на него. Он ничего не ответил. Мальчик-солдат повернулся и неохотно пошел прочь от дома. Ему не хотелось, чтобы Ликари приводил в порядок очаг, он предпочел бы сделать это сам, оставив каждый камень лежать на своем месте, как это было при Лисане.

— Великий, это несчастливое место! Пожалуйста, не бросай меня здесь одного! — закричал ему вслед малыш, не успел он пройти и дюжины шагов.

Мальчик-солдат остановился и удивленно обернулся.

— Почему это место — несчастливое?

— В этом доме жила великая, которой больше нет. Нам здесь не место. Прийти сюда незваными — ужасная примета. Неважно, что ее уже давно тут нет. Несчастья по-прежнему остаются здесь. — На последних словах его голос сорвался, и он плотно сжал губы, чтобы они не дрожали.

Мальчик-солдат стоял неподвижно, вслушиваясь в шорох холодного ветра в зарослях болиголова и иголках кедра.

— Меня пригласили, — ответил он наконец. — А ты мой кормилец. Меня здесь не ждут никакие несчастья, и тебя тоже.

Ликари промолчал. Я посмотрел на него и вдруг вспомнил, насколько же он на самом деле юн. Мальчик-солдат не стал тратить время на подобные мысли. Быстро темнело. В это время дня зверья еще много, но долго это не продлится. Я мог жалеть малыша, оставшегося наедине со своими страхами, но мальчик-солдат просто предположил, что он с ними справится.

Он оказался удачливым охотником. Я ощутил, как он позаимствовал мой навык и опыт обращения с пращой. Чувствовалось это странно, как будто он пустил мне кровь, чтобы напиться ее. В то же время он не мог воспользоваться нашей связью, не открывшись при этом мне. Я мельком увидел его замысел: он останется здесь, в доме Лисаны, и будет есть сколько сможет все четыре дня, а затем отправится быстроходом на ярмарку. Он рассчитывал набрать за это время достаточный вес, чтобы произвести впечатление на собравшихся там людей. Было там и что-то еще, что-то, что он охранял гораздо тщательнее. Я не разглядел этого, но понял, что он предвкушает это с волнением, но и со странным сожалением тоже.

Он шел по лесу, разнившемуся с тем, что раскинулся по ту сторону гор, настолько же, насколько тот отличался от моей родной степи. Это стало для меня откровением. Я считал, что все леса похожи. Было так странно увидеть, что они отличаются друг от друга так же, как города. По эту сторону гор преобладали хвойные деревья — по большей части кедры и ели. Их иглы устилали землю, и с каждым вдохом я чувствовал их смолистый запах. Я проходил мимо муравейников вышиной мне по пояс, с первого взгляда они казались всего лишь грудами ржаво-коричневых иголок. Здесь росли папоротники и грибы, потрясающе разнообразные. Он, опираясь на воспоминания Лисаны, узнал в каких-то из них питательные для магии, собрал их и съел. Мое нежелание полагаться на заимствованные таким образом знания ничуть его не волновало. Когда он проглотил последний кусочек, тихое гудение магии в моей крови зазвучало громче. Дальше он шел, довольно улыбаясь. Его явно обрадовало, что он способен сам о себе позаботиться.

Первый замеченный им заяц сбежал, потому что он не додумался заранее запасти камней на снаряды. Он нашел ручей и снова залез в мои воспоминания, чтобы набрать камней подходящего размера и веса. Меня это возмутило. У него были собственные секреты, которые он от меня оберегал. Почему я должен делиться с ним умениями, над совершенствованием которых я так усердно трудился? Я закрыл от него свое сознание.

Он ненадолго задержался у ручья, чтобы напиться и сделать несколько пробных бросков из пращи. Поначалу у него получалось не слишком хорошо. Он выбрал мишенью ствол дерева. Первый камень ушел далеко в сторону, второй едва задел кору, а третий и вовсе не вылетел из пращи, а упал у его ног. Я чувствовал его разочарование и терзающий его голод. Он нуждался в моих знаниях.