Хатусу, Амеротк и группа офицеров присоединились к отрядам колесниц, которые сосредотачивались под командои своих начальников в дальнем конце лагеря. Колесницы выстроились в длинную шеренгу. Нетерпеливо гарцевали лошади, покачивая султанами. Возничие проверяли поводья и упряжь, а воины, ездившие в паре с ними, осматривали свое вооружение: луки, колчаны со стрелами, дротики. Бронза и позолота, наконечники копий ловили лучи солнца, уже успевшего пройти большую часть своего дневного пути. Двигавшиеся вперед-назад колесницы заставляли поскрипывать колеса. Офицеры прохаживались вдоль шеренги, повторяя приказ не обращать внимания на то, что творилось в лагере. Им надлежало наступать за божественной Хатусу. Колесницам, находящимся справа, предстояло образовать дугу и врезаться во фланг и тыл митаннийцев. С другой стороны должен был подвести свои отряды господин Сененмут, чтобы захлопнуть ловушку. В лагере сдерживать врага будут пешие воины и отборный отряд солдат-ветеранов. Митаннийцы попадут в окружение, и круг будет постепенно сжиматься, пока враг не будет разбит. План был прост, указания повторялись снова и снова.

Амеротк поднялся на свою колесницу, в которую возничий запряг свежих лошадей.

– Теперь наш черед нападать неожиданно, господин, – улыбнулся колесничий Амеротку.

Амеротк собирался ответить, но в этот момент по рядам покатился гул приветственных возгласов. Хатусу в сопровождении телохранителей летела в своей колеснице вдоль строя боевых колесниц. Она была в голубом шлеме-короне войны и в сверкавшей на солнце бронзовой кольчуге. Одной рукой она сжимала копье, другой – держалась за поручень колесницы. Она молчала и только пристально вглядывалась в лица воинов, словно внушая им самим своим присутствием важность предстоящего сражения. Хотя время и было дорого, но она доехала до конца строя и повернула обратно. Амеротк не мог сдержать улыбку. Хатусу была прирожденная актриса. Стоявшая неподвижно с поднятым копьем, она казалась богом войны Монту В женском обличье. Колесница развернулась и остановилась. Хатусу опустила копье. Ее колесница снова начала медленно двигаться вперед. Амеротк и другие командиры отрядов колесниц направились следом, а за ними гимном смерти загрохотала и заскрипела вся грозная армада колесниц. Все глаза были прикованы к маленькой фигурке, стоявшей рядом с укрепленным на колеснице стягом Амона-Ра. Правил ее колесницей один из заместителей Сененмута. Он обернулся и крикнул, подняв руку со сжатым кулаком:

– Долголетия, здравия и процветания божественной Хатусу!

Рев приветствий стал ответом на его слова. Колесница Хатусу прибавила ход. Где-то в массе колесниц жрец затянул военный гимн:

Хатусу, разрушительница, подобная Сехмет!

– Хатусу! – откликнулся многоголосый хор.

Хатусу! Меч Анубиса!

– Хатусу! – на этот раз рев бьт оглушающим.

Хатусу! Копье Осириса!

– Хатусу!

Дальше к хвалебному хору присоединились тыcячи голосов.

Хатусу! Победительница!

Хатусу! Дочь Монту!

Хатусу! Золотая плоть бога!

Колесницы постепенно разгонялись. Амеротк гадал, была ли подготовлена эта лавина восхвалений, или все получилось само собой. Но скоро ему стало не до размышлений. Колесница Хатусу летела, словно птица. За ней грохотали сотни других колесниц. Земля гудела от дроби копыт, скрипа упряжи, лязга металла. Ехавшие позади Хатусу старшие офицеры отдавали команды. Движение по фронту замедлилось. Затем правое крыло, описывая дугу, ускорило ход. Прохладный вечерний ветер доносил до них шум битвы у главного входа, но им ничего не было видно, кроме огромной белесой тучи пыли. Амеротк отстегнул от борта лук и принял боевую стойку, расставив ноги для равновесия. Колесницы еще прибавили ход. Понукаемые возничими, кони мчались, как демоны, на ничего не подозревающих митаннийцев. Их увлекал вперед гром битвы, сам вкус убийства. Они приблизились к белой туче и в следующее мгновение, как стрелы, вонзились в ряды митаннийцев.

Вокруг царил неописуемый хаос. Земля была усеяна телами людей и трупами лошадей. Кое-где египетские фаланги еще держались, но частично воинам-митаннийцам удалось прорваться в лагерь. Появление египетских колесниц застало их врасплох. Митаннийцев привлекал грабеж, их кони были измучены, а среди всеобщего хаоса битвы их тяжелым колесницам не хватало свободы движения.

Амеротк увидел обращенные к нему кричащие лица. Он стал выпускать стрелу за стрелой, затем взялся за меч и палицу. Перед ним возникали лица, руки, торсы и тут же отлетали прочь огромными хлещущими кровью ранами. Дождь кровавых брызг обдавал его и возничего, заливал пол колесницы. Вокруг шел рукопашный бой. Густой слой пыли покрывал доспехи, стяги, шлемы и лица; и трудно было отличить, где свой, где чужой. Амеротк поднял голову. Хатусу сражалась в гуще врагов. Ее копье без устали поднималось и опускалось. Группа воинов-ветеранов обступала ее, добивая солдат митаннийцев и защищая свою царицу, которая продвигалась все дальше во вражеские ряды.

Вначале это была битва яростная и кровавая: со всех сторон неслись крики и вопли; митаннийцы пытались развернуть лошадей и ввести в бой свои колесницы. Но Амеротк заметил перемену в настроениях. Египетские пешие воины, сражавшиеся в лагере, услышав о подоспевших им на помощь Колесницах, начали теснить митаннийцев. Издалека донеслись звуки труб, криков прибавилось. Это несколько отрядов колесниц, ведомых Сененмутом, обрушились на дальний фланг митаннийцев. И битва превратилась в резню. Митаннийцы оказались в ловушке в виде подковы. Некоторые попытались вырваться, и им это удалось, но офицеры Хатусу отправили часть своих отрядов в погоню. У Амеротка руки налились тяжестью, резало в глазах, а в рот набилось столько пыли, что ему казалось, он вот-вот задохнется. Милосердие и жалость были забыты. Воины-ветераны перерезали горло всем врагам, кто бросил оружие, а иногда незнающие жалости бойцы насиловали своих поверженных врагов. Амеротк схватил за руку своего колесничего.

– Все, конец! – завопил он. – Все кончено. Это уже не битва, а бойня!

Возничий смотрел на него с немым удивлением.

– Поворачивай! – взревел Амеротк. – Битва выиграна!

Возничий неохотно развернул лошадей и поехал в обратную сторону, выискивая просветы в рядах египтян и давя поверженных врагов.

Вскоре центр побоища остался позади. В лучах заходящего солнца каменистая пустыня казалась красной от крови. В некоторых местах трупы лежали в три слоя. Отовсюду неслись стоны раненых. Лошади пытались освободиться от постромок. Следовавший за армией сброд уже нахлынул в поисках поживы. Они раздевали трупы, перерезали горло раненым вражеским воинам.

Амеротк указал на маленький островок зелени неподалеку от лагеря. Туда уже свозили раненых египтян, передавая на попечение лекарей. В тени, возле дышащего прохладой озера, Амеротк сошел с колесницы. Он двигался как во сне. Раненые стонали, просили дать им что угодно, только бы это помогло избавиться от жары, пыли и боли. Амеротком владело полное безразличие. Он снял доспехи, лег и окунулся лицом в воду. Брызги полетели на голову и шею, а он стал пить, лакая воду по-собачьи. У него не было сил двинуться с места; ему хотелось только уснуть и ничего не видеть и не слышать. Вдруг он скорее почувствовал, чем увидел, что рядом стоит какой-то человек: длинноволосый солдат-наемник в дешевых латах.