— Калин погорячился, — вступился за товарища выборщик Городского совета Длаир. — Путь в Город драконоборцев и в самом деле непростой и неблизкий, и нам вовсе незачем туда идти. Однако народ рвется сразиться с ненавистным врагом, показать свою преданность императрице и великому канцлеру. Стоит ли останавливать этот порыв, градоначальник?

— Дракона тебе в печенку, Длаир, — взорвался Нырок. — Не смей трепать имя светлейшей правительницы! Я уже говорил тебе не раз, что ополченцы могут принести большую пользу, сражаясь на стенах города наравне с воинам гарнизона. Однако ни о каких походах на юг ли, на восток, на север или запад я слышать не желаю! Это преступление, в конце концов, — в военное время вы все занимаетесь подстрекательством подданных императрицы, вводите их в заблуждение своими безумными планами. Если бы великий канцлер находился сейчас в столице, все бы вы оказались в темнице. Клянусь своим беретом, я донесу это мнение до правительницы!

— Оболгать в ее глазах благую волю подданных — вот единственное, на что ты способен, жалкий деревенщина, — презрительно сказал Длаир, который даром что принадлежал к семье Золотого боба, так еще мог похвастаться тем, что его прадед заседал в Городском совете Горы девяти драконов. — Но мы тебе не весталы, которым ты резал горло со спокойной совестью. Я добьюсь аудиенции у правительницы, и посмотрим, чьи доводы она сочтет более убедительными: бывшего дозорного или почетного горожанина.

— Посмотрим! — рявкнул Нырок, выпрыгивая из-за стола. — А до тех пор чтобы духа ополченского в моей приемной не было! Эль, проводи посетителей и запомни, что в следующий раз они удостоятся встречи со мной только по приказу императрицы Сури. Заруби себе наносу, Длаир, каждого оратора, который будет призывать народ на рыночной площади взяться за мечи и следовать драконы ведают куда на верную смерть, я велю заковывать в кандалы и бить плетьми публично.

— Нельзя остановить руками реку, — исполненным глубокого пафоса голосом сказал Длаир. — Ты герцог и командир местного гарнизона, но ты не можешь заставить нас не любить свою императрицу. Идем, Калин, мы поищем справедливости в другом месте.

— Поищи ее у дракона в заднице! — проревел Нырок и запустил вслед принципиальному, но, к большому огорчению градоначальника, очень увертливому почетному горожанину Длаиру чернильницу со стола. — Эль, пива мне!

Молчаливый свельф достал словно из воздуха большой тяжелый кувшин и кружку, наполнил ее пенистым темным напитком и передал начальнику. Нырок на несколько минут припал к кружке, выпил ее до дна и только после этого откинулся на спинку кресла, вытирая пот со лба. Кружку он поставил на стол, и Эль наполнил ее во второй раз.

— Думаешь, погорячился я, посылая почетного ябедника в драконову задницу? — спросил у верного слуги Нырок. — Знаешь, у меня такое ощущение, словно у меня чирей прорвался! Мне столько раз за десять лет хотелось отправить его туда, хотя бы устно, и тут наконец такая возможность. Только ведь, клянусь бородой, побежит жаловаться к этому своему герцогу Загру.

— Вестимо, побежит, — степенно ответил Эль, подбирая с пола чернильницу и пытаясь подтереть чернильное пятно носовым платком. — Только ведь известно, что герцог Загр сопровождает победоносную армию великого канцлера, ням-ням. Так что добраться до него даже у нашего прыткого почетного горожанина нынче — кишка тонка. А других могущественных заступников у него, как мне известно, нет. Только вот если уважаемый глава тайной стражи не подсуетится. Преподнести эту историю при дворе можно ведь по-разному, самодур-градоначальник мешает проявлять верноподданнические чувства и всё такое.

— Императрица Сури мудра и справедлива, — отхлебнув пива, сказал Нырок. — Она знает своих настоящих друзей. А что касается Твора, то, конечно он не упустит возможности наступить мне на мозоль. Проклятые горожане, проклятый город! Глаза бы мои его никогда не видели. Вот кончится война, вернется Хельви — и баста. Клянусь тебе, Эль, брошу всё к драконовой бабушке, уеду к себе в деревню, буду разводить коз. С утра выходишь — тихо кругом, благодать, только коровки вдалеке мычат. Поедешь со мной в деревню, Эль?

— Ты, повелитель, уже раз десять обещался в деревню уехать, да всё на месте сидишь, — ответил Эль, убирая пустой кувшин. — И я тебе скажу, что на правильном ты месте, на своем. Длаир и главы цехов, что пороги приемной обивают, не для общего блага стараются, а для своего кармана. Слышал я, будто они на цели ополчения из казны золотишко взять замыслили, там, на обмундирование да вооружение. А какое у ополченцев оружие — самодельные пики да плохие мечи, которые добрые воины на помойку выбросили, ням-ням.

— Из надежного ли источника сведения эти? — Нырок нахмурился и усиленно думал, отчего лоб пошел морщинами.

— На рыночной площади все торговцы об этом шепчутся. Хоть Длаир и пытается выставить себя вождем ополченского движения, ням-ням, а авторитета у него изо дня в день всё меньше. Больно корыстен да жаден, делиться с соратниками не любит.

— Понятно, кто ж это любит, — пробормотал альв, затем вдруг рассмеялся и громко обратился к свельфу: — Вот что, дружок, отыщи-ка мне на рыночной площади нескольких Младших, кто может два слова связно сказать, и запиши-ка у них показания. Мол, так и так, знаю или слышал от того-то, что почетный горожанин Длаир о собственной корысти в деле ополченском печется. Пусть у нас эти бумаги лежат. Если... и впрямь Твор эту историю раздует, отдам я их казначею Пуку. Старикашка им покажет, как требовать императорского золота!

— Слушаюсь, — поклонился свельф. — Еще какие-нибудь приказания?

— Гадостью занимаюсь, Эль, — вздохнул Нырок и, подойдя к окну, откинул занавеску, посмотрел на улицу. — Казалось бы, серьезная война на носу, а я доказательства собираю, что член Городского совета — жулик. А подданные наши, вместе того чтобы готовиться к сражениям, тратят свое и мое время на дрязги. Стараются набить собственные сундуки. Гадко мне.

— Во дворец ехать пора, ням-ням — прислушиваясь к каким-то звукам, едва доносящимся из-за плотной стены, сказал Эль. — Встреча с послом водяных, если помнишь. Принести парадный меч, ням-ням?

— Тащи, — устало сказал Нырок. — Посмотрим, что скажет нам светлейший князь Остайя. Надеюсь, хоть с этой стороны нас не ждут сюрпризы. Клянусь бородой покойного императора, это будет уж слишком.

Честно говоря, обещание дать князю Остайе воинов для обороны крепости на Хмурой реке совершенно вылетело из головы градоначальника. Поэтому, когда в большом зале дворца советник Койне, знакомый Нырку еще по расследованию убийства княжича Хокийо, торжественно поклонился императрице, восседавшей на троне, и обратился к ней с речью, Говорящий с водой расслабился.

— Светлейшая государыня. Мой повелитель, князь Остайя, передает тебе горячее подтверждение чувства дружбы и уважения, которое водяные питают к твоему народу. Касаясь своих союзнических обязательств, князь подчеркивает, что водяные готовы выступить на пути двадцатипятитысячной армии неприятеля, которую собрали люди из Города драконоборцев для нападения на империю. Для этих целей со дна Хмурой реки водяными поднята крепость Хрустальный ручей, которую мог собственными глазами видеть твой слуга, Нырок.