Мадам Дюклоз кивнула.

– Теперь то, что касается вас, мадемуазель, – продолжил человек в черном, перенеся внимание на мадемуазель Этьен. – Заметьте: я передаю присутствующему здесь джентльмену пропуск для его посетителя. – Он извлек из нагрудного кармашка своего засаленного плаща жесткую на ощупь карточку, примерно шести дюймов в длину и двух в ширину, и протянул ее мне. – Джентльмен запишет ваше имя на карточке и вручит ее вам. Предъявив ее, вы получите возможность навещать его в согласии с данным вами поручительством, в цитадели, во второй и четвертый четверг каждого месяца между девятью и одиннадцатью часами вечера.

– Погодите-ка, – возмутился я. – Да я с этой дамой даже не знаком.

– Вы ведь не женаты?

– Нет.

– Это согласуется с информацией, указанной в вашем досье. В случаях, когда узник не состоит в законном браке, полагается выдать карточку посетителя ближайшей постоянно проживающей здесь женщине приемлемого возраста. Вы должны понимать, что это решение продиктовано статистическими вероятностями. Дама, однако, имеет право передать эту карточку любому другому лицу женского пола по вашему указанию, каковое лицо впоследствии сможет использовать ее с исправленными сообразно потребности именем и фамилией. Вы сможете обсудить этот вопрос через… – он на миг умолк, что-то прикидывая в уме, – десять дней. Не сейчас. Но запишите же ее имя.

Меня заставили спросить у мадемуазель Этьен ее первое имя. Как и ожидалось, она назвалась Селестиной.

– Вручите ей карточку, – скомандовал человек в черном.

Я повиновался. Он опустил тяжелую руку мне на плечо и произнес:

– Настоящим я заключаю вас под арест.

Меня переместили. Я продолжаю записывать свои мысли – если так можно выразиться – в новой камере. Я утратил свою старую идентичность узника камеры сто сорок три, а приобрел новую, прежде неизвестную, но тоже 143; это так, потому что старый номер нацарапан мелом на двери моей новой клетушки. Переход вам, читающим эти строки, покажется очень резким; на самом же деле меня вовсе не выдернули оттуда посреди записи, каковое впечатление может сложиться. Нет, я просто устал описывать мой арест во всех подробностях. А дело было так. Я что-то корябал на листе. Я спал. Я питался хлебом и супом, приносимыми стражником, и нашел маленькую кость – подозреваю, что это было козлиное ребро, – в супе, и стал с ее помощью переговариваться с моим соседом сверху по стояку, Сорок седьмым. Я слушал умалишенного из камеры слева, пока мне не стало казаться, что среди царапанья и скрежета, издаваемых этим безумцем, я могу явственно различить собственное имя.

И потом в замке моей двери повернулись ключи. Я подумал, что, наверное, мадемуазель Этьен все-таки явилась меня проведать. Как мог, я привел себя в относительный порядок, расчесав волосы и бороду пальцами. Но это был всего лишь охранник. С ним явился человек могучего телосложения в черном капюшоне, скрывавшем лицо. Естественно, я подумал, что меня убьют. Я пытался собраться с духом и действительно почувствовал, что не очень-то и напуган. Однако колени мои так ослабли, что я не мог нормально стоять. Мелькнула мысль о побеге (она всегда посещала меня, когда я отправлялся на допрос: иного способа вырваться из камеры не было). Но за дверью тянулся только узкий коридорчик без окон, на каждом углу дежурила стража. Капюшон взял меня за руку и молча протащил по коридору, затем по лестнице – вверх и вниз по ступенькам, пока я окончательно не потерял чувство направления; возможно, это перемещение длилось часами. Я замечал грязные измученные лица, наблюдавшие за мной сквозь смотровые глазки в дверях камер, и подумал, что точно так же, должно быть, выгляжу и я сам. Несколько раз мы пересекали дворики, и я каждый раз ожидал, что меня застрелят. Было около полудня, яркое солнце слепило меня, глаза слезились. Затем мы попали в коридор, ничем не отличавшийся от всех прочих, и остановились возле двери, отмеченной цифрами 143. Капюшон вытащил из пола бетонный кирпич – в образовавшейся дыре виднелись железные ступени. Я спустился, он последовал за мной. Пройти понадобилось полсотни метров или около того. Внизу было так темно, что пробраться по вонявшему мочой коридору удалось только с фонарем. В конце концов мы уткнулись в дверь камеры, куда Капюшон меня бесцеремонно и толкнул, так что я растянулся на полу.

К тому моменту я уже столько раз ожидал смерти, что воспринял это падение почти с радостью. Я до сих пор не знаю, ошибался ли в своих догадках. Проводник мой был одет в точности как палач; но, может быть, они хотели всего лишь устрашить меня, а в действительности у него были иные занятия.

Офицер порылся среди вороха документов на столе, разыскивая следующую страницу, но прежде чем он успел ее обнаружить, в комнату снова вошел его товарищ.

– Привет, – сказал офицер. – Я так и думал, что ты вернешься.

– Я вернулся, – ответил второй, – а как иначе. Я поспал немного, но потом проснулся и снова заснуть уже не сумел. Это все жара.

Офицер неопределенно передернул плечами.

– Ты как, разобрался в деле?

– Все еще пытаюсь систематизировать факты.

– А они разве не прислали тебе сводку? Они должны были.

– Наверное. Но я не нашел ее в этом беспорядке. Там есть письмо, а более полное резюме наверняка на одной из пленок.

– А это что? – Второй указал на переплетенный в холстину блокнот.

– Блокнот.

– Чей, обвиняемого?

– Думаю, да.

Второй поднял брови.

– Ты не знаешь?

– Не уверен. Иногда мне кажется, что этот блокнот…

Второй молча ожидал продолжения, но его не последовало. Мгновением позже второй сказал:

– Ну ладно. Вижу, что ты очень занят. Я думаю разбудить нашего костоправа, пусть выпишет мне какое-нибудь снотворное.

– Бутылку, – протянул офицер, когда второй выходил из комнаты. Дождавшись, пока второй удалится, он снова занялся переплетенным в холщовую ткань блокнотом и раскрыл его наугад.

…нет, он человек, как и мы с вами. Он женат на бедолаге-нищенке, она редко показывается на людях. У них сын – лет пятнадцати от роду.

Я: Но он заявляет, что он аннезиец?

Месье д’Ф.: Ну он же мошенник, поймите. Большей частью его рассказы про аборигенов – сущий вздор, придуманный им же самим. О, каких только сказочек он вам ни понарассказывает, месье.

КОНЕЦ ИНТЕРВЬЮ

Доктор Хагсмит также упоминал этого попрошайку. Я решил разыскать его. Даже если он лжет, заявляя о своем аннезийском происхождении – а я не сомневаюсь, что так оно и есть на самом деле, – он может указать мне следы какой-то реальной информации, лежащей в основе его измышлений. Найти даже поддельного аннезийца было бы очень соблазнительно.