Веб-сайт: www.douglasadams.com./forum

[Примечание редактора: Это письмо произвело желаемый эффект. Дэвид Фогель ответил его автору, и вскоре у них состоялась встреча, которая способствовала прогрессу в осуществлении проекта.]

Последние всадники исчезли в дыму, стук их копыт постепенно раздавался все глуше и глуше.

Над землей вился дым. Сквозь него тускло просвечивало, повиснув на западном небосклоне зияющей раной, кроваво-красное солнце.

В звенящей тишине, наступившей после битвы, лишь изредка с поля сражения доносились жалобные стоны — их издавали окровавленные останки тех, что еще недавно были людьми.

Из леса появились призрачные фигуры и застыли от ужаса. Но затем, стряхнув с себя оцепенение, со стенаниями устремились вперед. Это женщины разыскивали своих мужей, братьев, отцов, возлюбленных — сначала среди умирающих, затем среди мертвых. Дорогу им освещало зарево пожара. Горела их деревня — несколько часов назад она официально вошла в состав монгольской империи.

Монголы.

Подобно смертоносному смерчу, они налетели из степей Центральной Азии — неукротимая сила, и мир не был готов противостоять ей. Они были подобны гигантской косе, которая, не зная пощады, без разбору косила все на своем пути и называла это завоеванием.

И во всех землях, где слова «монгол» уже боялись пуще огня или вскоре начнут бояться, ничье имя не вызывало такого ужаса, как имя их предводителя Чингисхана. Величайший полководец Азии, он стоял особняком, и воины почитали его как бога. Им внушал страх холодный свет его серо-зеленых глаз, зловеще нахмуренные брови и тот факт, что он мог запросто оставить мокрое место от любого из них.

Позднее той ночью взошла луна, и в тусклом лунном свете из монгольского лагеря, который раскинулся на соседнем холме, с факелами в руках бесшумно выехала небольшая группа всадников. Обычный наблюдатель не нашел бы ничего примечательного в человеке, ехавшем в ее центре, — закутанный в тяжелый плащ, напряженный, пригнувшийся к шее лошади, как будто под грузом тяжелой ноши. Обычного наблюдателя просто не было бы в живых.

Стараясь придерживаться дорог, всадники проехали несколько миль через залитые лунным светом леса. Наконец они прибыли к небольшой поляне, приостановили лошадей и подождали своего предводителя.

Он медленно подъехал к спутникам и оглядел несколько крестьянских хижин, теснившихся в центре поляны. На первый взгляд их можно было посчитать заброшенными.

Из неказистых дымоходов почти не струился дым. Окна были темны, ни звука не доносилось из-за дверей, и лишь за одной детский голос шепнул: «Тише…»

Казалось, на какой-то момент глаза предводителя монголов сверкнули странным зеленым огнем. В его редкой бороденке промелькнула улыбка — если так можно назвать мрачный, зловещий оскал. Обычно эта странная «как бы» улыбка означала — особенно для того, кто совершил непростительную оплошность посмотреть в его сторону, — что нет для монгольского полководца большей радости, чем, устав кромсать людей на мелкие куски, сбросить с себя напряжение битвы.

Дверь распахнулась под ударом монгольского сапога, и его обладатель ворвался в хижину подобно ураганному порыву. В то же мгновение двое детей с криком бросились к матери. Та, застыв от ужаса, сидела в углу крошечной комнаты.

Залаял пес.

Монгол ткнул факелом в тлеющий очаг, после чего бросил в огонь собаку. Это ей наука. Пусть знает, кто к ним пришел. Последний мужчина в семье, седовласый старик, сверкая очами, поднялся навстречу незваным гостям. Раздался свист меча, и голова старика, упав с плеч, со стуком покатилась по полу и остановилась у ножки стола. Несколько мгновений обезглавленное тело сохраняло вертикальное положение, словно не зная, что делать дальше. А затем медленно, если не царственно, опустилось вперед. Но туг в хижину шагнул сам хан и оттолкнул его в сторону. Взгляду его предстала домашняя сцена, и он не мог сдержать зловещей улыбки. Хан подошел к большому стулу и сел на него, словно проверяя, насколько тот удобен. Наверное, сидеть на стуле ему понравилось, потому что хан издал тяжкий вздох и устало откинулся на спинку, глядя на очаг, в котором теперь пылали останки верного пса.

Воин схватил испуганную женщину, грубо оттолкнул в сторону детей, а ее, дрожащую как осиновый лист, подтащил к всесильному хану.

Она была молода и хороша собой, с длинными, хотя и спутанными, черными волосами. Грудь ее вздымалась, лицо было искажено ужасом.

Хан смерил ее презрительным взглядом.

— Известно ли ей, — наконец спросил он негромким хрипловатым голосом, — кто я такой?

— Ты… всесильный хан! — в страхе воскликнула женщина.

Хан в упор посмотрел ей в глаза.

— А знает ли она, — прошипел он, — чего я от нее хочу?

— Я… я сделаю для тебя что угодно, — выдавила из себя женщина, — только пощади моих детей.

— Тогда начинай, — тихо ответил хан.

Он опустил глаза и задумчиво посмотрел в огонь.

Женщина же, трясясь от страха, в нерешительности шагнула вперед и положила холодную ладонь на руку хану.

Воин грубо убрал ее руку.

— Не это, — рявкнул он.

Женщина отшатнулась, не зная, что делать. Наверно, от нее ждут чего-то большего. По-прежнему дрожа всем телом, она опустилась на колени и осторожно раздвинула хану ноги.

— Не смей! — взревел монгол и грубо повалил ее на спину.

Женщина съежилась на полу — в ее глазах читалась растерянность, смешанная с ужасом.

— Давай, пошевеливайся, — подгонял ее монгол, — расспроси хана, как прошел у него день.

— Что? — испуганно переспросила она. — Я не понимаю… что я должна…

Монгол грубо схватил ее, резко развернул и прижал к горлу острие меча.

— Я сказал, расспроси его, — прошипел он, — как прошел у него день.

Женщина лишь простонала от испуга и удивления. Но в горло ей тотчас вновь уперлось острие меча.

— Говори!

— Э… как у тебя… прошел день, — запинаясь на каждом слове, пролепетала женщина. — Ты остался дово…

— «Дорогой», — прошипел монгол, — надо говорить «дорогой».

— Как у тебя прошел день… дорогой? — повторила женщина вопрос.

Хан на мгновение поднял глаза.

— Как обычно, — отозвался он, — в сражениях.

И снова уставился в огонь.

— Вот так, — одобрительно отозвался воин-монгол, — продолжай.

Женщина немного расслабилась. Судя по всему, она только что выдержала нечто вроде испытания. Может, теперь ей дадут понять, чего, собственно, от нее ждут, и тогда она сможет как можно скорее пройти через этот ужас. Она нервно подалась вперед и вновь принялась ласкать хана.