– Какого хрена ты возишься? Дай ей по башке, чтобы не металась. А то холодно уже.

– Да она кусается.

– Я же говорю – вдарь ей по кумполу. Или по ушам. И пока звенит, вставляй.

– А если укусит?

– Еще раз по ушам!

– Сам попробуй!

– Отойди, тебя хрен дождешься.

Я подошел уже так, что единственный фонарь в тридцати метрах высветил несколько плохо одетых подростков. Малолетние бомжи атаковали столь же плохо одетую фигуру поменьше в углу остановки. Не знаю, что двигало мной в этот момент, но я подошел к остановке вплотную и спросил:

– В чем дело, парни?

– А тебе что, – окрысился один из них, по голосу тот самый, что советовал вдарить.

Из-за его плеча мелькнуло лицо ребенка лет десяти.

– На маленького насели?

– А тебе не все равно? Это наше дело! Иди по своим делам! – Парню было не больше пятнадцати, но выглядел он едва ли не старше меня. Он подбоченился, но рука постоянно была возле носа, а запах ацетона можно было почувствовать даже в десяти метрах от него.

– Нехорошо маленьких обижать.

– Я же сказал, это наше дело! Вали отсюда!

– Я думаю, это вам надо валить, – я сжал в кармане брюк первое, что попало под руку, – Колин ключ. – Давайте, парни, по-хорошему.

– А что ты нам сделаешь?

Нюхач улыбнулся. Подростков было четверо, если не считать малыша. Но только нюхач и второй выглядели взросло, двое других были навскидку лет двенадцати, одного так качало от ацетона, что он почти лежал на опоре остановки. Нюхач дал сигнал, и второй стал заходить мне за спину.

Я не стал ждать, пока получу по голове камнем или арматурой. Я шагнул вперед и ткнул со всей силы ключом, зажав его между пальцев, в глаз нюхачу. Ощущение было, словно я проткнул яйцо. Из раны хлынула кровь, нюхач дико заорал и бросился бежать. За ним сиганули двое мелких, а более крупный соперник, когда я к нему повернулся, смотрел на меня недоуменно. Он не видел, что произошло, но то, что он остался один, его совсем не ободрило. Я сделал шаг к нему, он отступил и затем побежал.

Я подошел к ребенку. Одежда изношенная и грязная, лицо чумазое, но глаза живые и острые, словно нож. Руки пытались закатать у шеи разорванный ворот куртки на синтепоне. Ребенок не знал, чего от меня ждать.

– В милицию я не пойду, – заявил тонкий голос.

– О, да ты девочка! – удивился я.

– А ты мальчик. Давай отсосу и разбежимся. Бесплатно.

– Как тебя зовут?

– Какая разница? В милицию я не пойду.

– Они уже давно полиция.

– Мне все равно. Не пойду.

– И что мне с тобой делать тогда? Я уйду, но они вернутся или другие.

– Мне все равно. Отстань.

– А мне нет. Пойдем. – Я протянул руку и сразу отдернул ее, едва не получив укус. – Ты чего?

– Я же сказала, не пойду в милицию.

– Какая милиция? Пойдем, поешь хотя бы нормально.

Девочка затихла и задумалась.

– Не обманешь? – Ее глаза на миг потеряли остроту.

– Есть смысл?

– Действительно, – выдохнула девочка. – И это. Я не сосу. Но они хотели, – она хлюпнула носом.

– Так как тебя зовут?

– Катя.

– Пойдем, Катя.

Коля прошел на кухню, где я пытался сообразить яичницу. Он только что приехал, чтобы проверить, как я разобрался в его жилище. Квартира оказалась трехкомнатной, в старом, брежневских времен, фонде, в десяти минутах на автобусе от станции метро в конце синей ветки, а пешком и вовсе в тридцати – сорока минутах. Но район был тихий, домашний, мало автомобилей во дворе, двор ухоженный, с детской площадкой. Квартиры в такой удаленном районе не могли стоить заоблачно дорого, как в центре, но все же это было целое состояние для жителя Самарской области.

– Это кто вообще? Знаешь, что она мне сказала? – Глаза у Коли были как у кота из мультика.

– Наверное, что-то вроде «отсосу бесплатно».

– Ну, да. Тебе уже отсосала? Перешел на малолеток?

– Эй-эй! Это же ребенок! Говорит всякие глупости.

– Где ты ее нашел?

– На улице, где ж еще. Ее хотели изнасиловать, я не позволил.

– И зачем в квартиру-то тащить? Еще сопрет что-нибудь.

– Что тут переть? Хата пустая, а телевизор или стиралку она не поднимет.

– Дружков позовет.

– От дружков я ее и забрал.

– Забрал ли?

– Ладно, это мое дело.

– Как знаешь, мое дело – предупредить. Чудной ты после аварии стал. Видимо, не спиной, а головой приложился.

Я только улыбнулся в ответ.

– В дом с ней нельзя, – наморщил лоб Николай.

– Знаю, я сниму квартиру.

– Да чего там. Живи тут, все равно за квартирой надо кому-то приглядывать. А отцу скажу, что ты снял квартиру, – Коля минуту помолчал. – Может, все же в ментовку сдашь от греха подальше?

– Нет, – я сам не понимал, зачем мне эта девочка, но отдать ее в приют мне казалось кощунственным.

– Родные-то у нее есть?

– Я спросил один раз, она замкнулась. Потом как-нибудь при случае удобном расспрошу.

– Ну, Женька, ты ненормальный. Мало тебе проблем?

– Теперь одной меньше.

– Надолго ли? Думаешь, эти перцы тебе простят соучастие в краже? Батя, конечно, им нужен, но тебя это любить не заставит.

– Мне их любовь не нужна.

– Может, и не нужна, а может, и нужна. Дело это современное, перспективное. Кто знает, как высоко тут можно подняться. И причем легально, без всяких там подковерных политических игр.

– Или подняться, или упасть.

– Не депрессуй, все будет тип-топ. Я батю знаю. Он как бегемот – прет вперед, пока не достигнет цели.

– Я о себе.

– А ты батю держись. Зря, что ли, приехал именно сюда, в Москву. Здесь все за кого-то держатся. Ты и я – за батю. Батя – за партию. Партия – за отца.

– Отца?

– Ты как вчера родился. Отца, конечно. Отец нации у нас всего один. Он и людьми управляет, и ладой, и журавлями.

– А Тедди?

– У Тедди свои игры в корзинке с игрушками. С гаджетами то есть. Фигура полезная, но лучше не ложиться под него. Так батя говорит, когда выпьет. Ты ж понимаешь, я всего лишь водила без зарплаты, мелкий порученец без удостоверения, – Коля погрустнел. – Задолбало быть шнырем по мелочам. Но ничего, я понемногу коплю, вкладываю. Квартир уже две, на стоянке – хорошая машина, есть кое-что в валюте на счетах. Еще немного, и буду пробовать уже что-то чисто свое.