– Ты сказал, что члены группы говорили на разных языках, – обратился он к Никколо. – Ты упоминал французский.

– Да, но...

– Никаких «но»! Кто из членов группы говорил по-французски?

– Блондинка.

– Белокурая женщина, которая была на площади? Такая, с зачесанными наверх волосами?

– Да.

– И что ты утаиваешь о ней?

– Утаиваю? Ничего!

– Очень любопытно. А вот твой брат был разговорчивее, когда наша беседа коснулась этой темы. – Брайсон блефовал напропалую, но делал это с чрезвычайно уверенным видом, и потому его слова звучали убедительно. – Намного разговорчивее. Возможно, он все выдумал, насочинял – ты это хочешь сказать?

– Нет! Я не знаю, что он вам сказал, – мы просто кое-что подслушали, так, по мелочам. Возможно, имена.

– Имена?

– Я слышал, что она разговаривала по-французски с другим агентом, который был на борту корабля с оружием – тем, который взорвался. Ну, «Испанская армада». Это был француз, который вел какие-то дела насчет покупки оружия с тем греком.

– Дела?

– Про этого француза поговаривали, что он двойной агент – был двойным агентом.

Брайсон вспомнил длинноволосого, элегантно одетого француза, сидевшего в обеденном зале Калаканиса. Француз считался посланцем Жака Арно, самого богатого и влиятельного французского торговца оружием. Не являлся ли он при этом еще и сотрудником Директората или по крайней мере не работал ли и на него? Не значит ли это, что Жак Арно, французский торговец оружием, известный своими крайне правыми взглядами, находится в союзе с Директоратом – а значит, и с самым богатым частным лицом России?

А что, если на самом деле два могущественных бизнесмена, русский и француз, контролируют Директорат и используют его для подстрекания мирового терроризма? И какова в таком случае их цель?

* * *

Они оставили братьев-итальянцев в старой церкви, связанных и с заткнутыми ртами. Брайсон попросил Лейлу, имевшую медицинскую подготовку, попытаться остановить кровь, сочившуюся из простреленного колена Паоло, и наложить давящую повязку на рану.

– Но как вы можете заботиться о человеке, который пытался убить вас? – некоторое время спустя с искренним удивлением спросила Лейла.

Брайсон пожал плечами:

– Он просто выполнял свою работу.

– Мы в Моссаде привыкли действовать иначе! – с возмущением произнесла Лейла. – Если человек попытался убить тебя и потерпел неудачу, ни за что не позволяй ему уйти. Это нерушимое правило.

– У меня другие правила.

Они устроились на ночь в безымянном маленьком hospedaje на окраине Сантьяго-де-Компостелла. Лейла первым делом обработала рану Брайсона: промыла ее перекисью водорода, приобретенной в аптеке, наложила шов и покрыла антибактериальной мазью. Женщина работала быстро, с ловкостью профессионального медика.

Оценивающе взглянув на обнаженный торс Брайсона, Лейла провела пальцем вдоль длинного ровного шрама – памяти о ране, которую нанес Нику Абу Интикваб в Тунисе, во время последнего задания Брайсона, и которую высокооплачиваемые хирурги Директората зашили с такой искусностью. Зажившая рана больше не болела, но память осталась – по-прежнему болезненная.

– Памятка от старого друга, – мрачно произнес Брайсон. За маленьким окошком шел дождь, барабанил по крышам и замшелым каменным стенам.

– Ты чуть не умер.

– Мне обеспечили хороший врачебный уход.

– На тебя часто нападали, – Лейла указала на след от другой раны, небольшой, размером с десятицентовую монету, пятачок сморщенной кожи на правом бицепсе. – А это? – поинтересовалась она.

– Еще одна памятка.

Брайсона снова захлестнули воспоминания о Непале, необыкновенно мощные и яркие, – о наводящем страх военном советнике по имени Анг By, офицере-ренегате китайской армии. Брайсон задумался – а что же на самом деле произошло в той перестрелке? Каков был истинный смысл его задания и в чьих интересах оно выполнялось? Неужели он и вправду был лишь орудием зловещего заговора, сути которого до сих пор не понимал?

Столько крови было пролито, столько жизней потрачено впустую! И ради чего? Чем была наполнена его собственная жизнь? Чем больше Брайсон узнавал, тем меньше он понимал. Ник подумал о своих родителях, о том, как в последний раз видел их живыми. Неужели их действительно убили по приказу негласных руководителей, стоящих за Директоратом? Брайсон подумал о Теде Уоллере, человеке, которому он некогда доверял, как никому другому, и ощутил вспышку гнева.

Как там Никколо, наемник-фриульянец, назвал себя и своего брата – пушечным мясом? Эти люди нанимали рабочую силу, пешек для отвратительной игры, правила которой пешкам никто не объяснял. Брайсону вдруг подумалось, что на самом деле он ничем не отличается от братьев-наемников. Все они были всего лишь инструментами, которыми пользовалась какая-то неведомая сила. Всего лишь пешками.

Все это время Лейла сидела на краю кровати. Теперь же она поднялась и прошла в крохотную ванную комнату, и несколько мгновений спустя вернулась со стаканом воды.

– Аптекарь дал мне антибиотики. Я сказала, что утром занесу рецепт, и он все порывался нагрузить меня такой кучей таблеток, что их хватило бы засыпать тебя с головой.

Она вручила Брайсону стакан и несколько капсул.

В Брайсоне тут же заговорила привычная подозрительность: что это за безымянное лекарство она ему подсовывает? Но голос разума заглушил подозрительность, заявив: «Если бы она хотела убить тебя, она бы это уже сделала – за последние двадцать часов ей представлялась для этого масса возможностей. И кроме того, тогда ей бы уж точно незачем было рисковать своей жизнью, спасая твою». Брайсон проглотил капсулы и запил их глотком водопроводной воды.

– У тебя отсутствующий вид, – сказала Лейла, собирая медикаменты. – Как будто ты где-то далеко отсюда. Ты думаешь о чем-то неприятном.

Брайсон поднял взгляд и медленно кивнул. Делить комнату с красивой женщиной – пусть даже спальные места были распределены вполне целомудренно: Лейле отвели кровать, а Нику диван – такого с ним не случалось со времен неожиданного исчезновения Елены, то есть уже несколько лет. Время от времени подворачивались всяческие возможности, но Брайсон продолжал вести монашеский образ жизни. Он словно наказывал себя – за какие-то свои поступки, заставившие Елену уйти.

Свои ли?

А какая часть их совместной жизни была задана и срежиссирована Тедом Уоллером?

Брайсону снова вспомнился один момент, очень важный момент, когда он солгал Елене. Он солгал, чтобы защитить ее. Он кое-что утаил от нее. Уоллер очень любил цитировать Блейка. «Мы готовы уверовать в ложь, коль не видим ее во взгляде», – продекламировал бы он.

Но Брайсон вовсе не желал, чтобы Елена увидела, узнала, что он сделал для нее.