Это было что-то новенькое. Я пожирал его глазами, не мог пошевелиться. Что это было? Прогрессирующая эволюция? Четвертая стадия болезни, о которой никто пока не слыхивал? А монстр с драматической неспешностью разворачивал в мою сторону изувеченные руки – вылитые крабовые клешни (интересно, другие насадки эволюцией предусмотрены?), в выкаченных глазах блеснула толика осмысленности.

– Ты в ступоре? – тихо спросил я.

– Да, – прошептала Ольга. – Как ты догадался? Не знаю, верить ли глазам… Мы точно знаем, что динозавры вымерли?

– Это не динозавр, детка… Это высшая ступень эволюции на данный момент. Можно сказать, вершина. Сдается мне, что об этих зараженных бедолагах нам рассказали не всё…

– Тебе не кажется, что пора с ним что-то делать?

– Ах, да…

Стоило догадаться, что пропорционально размерам вырастает и сила… Он уже направился в атаку, охваченный наступательным порывом, взбудораженный запахом пищи. Нет уж, больной, пора принимать наркотики… тьфу, снотворное! Я не жалел на него свинца, хлестал сверху вниз – по голове, по корпусу, по паховой области! Он трясся, словно кто-то сверху дергал его за веревочки, потом оскалился до ушей (наконец-то дождался), рухнул навзничь…

– Подожди… – икнув, промямлила Ольга. – Мне послышалось или ты назвал меня деткой?

Мы мчались вперед, подгоняемые страхом! Я надеялся, что мы успеем проскочить станцию. Первая волна рассеяна, вторая еще только на подходе. Наглость города берет! Мы проскочили! Когда мы вырвались из тоннеля, на платформе станции колыхалась невнятная масса, испускала разноголосый гул. Я не испытывал желания освещать ее фонарем. Мы мчались по рельсовым путям. Кто-то спрыгнул с платформы на давно обесточенный контактный рельс. Я отшвырнул его очередью. Свалились еще двое – и их туда же. Потом на шпалы выпала целая толпа, но мы уже промчались вперед. Я пропустил своих скулящих от страха «бойцов», стал вырабатывать дохленькие ручные гранаты. Одну швырнул в толпу, другую на платформу, третью – еще куда-то. Развернулся, потопал по шпалам, сокрушаясь, как когда-то в детстве, что надо руки оторвать тому конструктору железнодорожного полотна, определившему интервалы между шпалами без учета интересов тех, кто по ним бегает!

Следующий пролет – до станции «Гагаринская» – мы освоили без приключений. Куда уж больше! На платформе зараженных не было. Валялись несколько мертвых тел в разной степени сохранности. Но стала разряжаться батарейка в фонаре! Свет померк, намекая, что через несколько минут он окончательно погаснет. И в глубине тоннеля прямо по курсу мы различили подозрительный гул. Двух факторов хватило, чтобы в панике выбраться на покореженную платформу, выполненную в «космическом» духе – с хромированными элементами дизайна в стиле хай-тек, – и припустить к лестнице…

День уже был в разгаре, хотя солнце по понятным причинам не светило. Красный проспект уносился на север, к площади Калинина, где обрывалась линия метро. Над руинами клубился прогорклый дым. Далеко на севере – правее упомянутой площади – он вихрился особенно плотно, отливал почему-то желтизной и выглядел жутковато и непредсказуемо. Боюсь, что через эту местность и пролегал наш путь. Руины в районе остановок общественного транспорта «Линейная» и «Кропоткина» выглядели необитаемыми, но мы не стали искушать судьбу. Когда-то теплотрасса проходила вдоль проспекта. Линия разлома земной коры совпала с ней удачным образом, трубы вывернуло, расшвыряло по округе, и теперь здесь тянулась приличная глубокая канава, совпадающая с нашим направлением. Мы перебежали в этот ров, скорчились на дне. Я печально озирал свое измученное войско. Ольга посерела, осунулась. У пацана прорезался тик поперек мордашки, он постоянно сглатывал, словно распухло горло. Потускнел, обмяк Молчун – он теперь, едва выпадала минутка, сворачивался клубком, прятал голову и так лежал, грустно поглядывая большими глазами. Все понимали – и Молчун тоже, – что с едой и питьем «временные трудности», и, сколько ни проси, легче не станет. Всё будет позже – вкусные напитки, рыба, молочные продукты, разнообразные мясные деликатесы…

– Ну что, бригада мучеников, – оптимистично заявил я. – Полпути позади. Усилим позитивный взгляд на вещи?

– Лучше бы ты промолчал… – покачала головой Ольга.

Сделав передышку, мы потрусили вдоль канавы. Временами приходилось перебираться через перевернутые машины, форсировать опасные провалы. Протащились через развалины торгово-развлекательного центра «Ройял-Парк», «Дома с садами» на обратной стороне проспекта – бывшего украшения района, здания с оригинальной архитектурой – террасы друг над дружкой, а на них – уютные зеленые зоны. Над площадью Калинина дым сгущался, он висел как будто слоями. Дул сухой ветер. Пыльные сквозняки гуляли по руинам, завывая ржавым железом. Песок кольцами вился под ногами, струился под скособоченные строения, заполнял трещины в земле. Песок и ветер. День чудесный… Мы перебирались через распаханное стихией автомобильное кольцо, прорывались на улицу Дуси Ковальчук. Мы крались краем развалин, стараясь не высовываться на проезжую часть. Город вымер. Возможно, в этом районе давно уже никто не жил. Мертвым кварталам не было конца. Мы продвинулись на север метров на двести и встали, озадаченные очередным феноменом. Серый дым, окутавший землю, плавно сходил на нет, приобретая бежевый оттенок. А дальше над городом вставал грязно-желтый туман… Пропадали очертания руин, словно растворяясь во чреве гигантского пузыря, оставались какие-то фантомы и неясные линии. Узловатые завихрения струились между слепыми контурами.

– Что это? – пробормотал я. – Первый раз вижу такую хрень. Никогда так далеко не забирался… Странно, здесь достаточно влажно…

– Попробуем прорваться, – севшим голосом прошептала Ольга. – Надеюсь, это не Ведьмина плесень…

– Что-то тут нет никого, – передернул плечами Кузьма. – Страшновато, дяденьки, тетеньки. Как бы не случилось чего…

– А что с нами может случиться? – натянуто засмеялся я. – Разве с нами до этой минуты что-то случалось?

Я помнил, как закружилась голова, и окружающие предметы, включая моих спутников, сделались нерезкими. Возможно, у той гадости, на которую я напоролся, не было материальной природы. Но вздутие в воздухе казалось реальным, клянусь! Туман ложился на плечи, обтекал со всех сторон, мы брели по краю тротуара. И вдруг все пропало, а тротуар поплыл. Вздулась зловонная субстанция перед глазами, я вошел в нее по инерции, не смог остановиться. И сразу почувствовал страх.

Это был не тот страх, что я испытывал, прорываясь через толпы зараженных. Не страх перед микробами, людоедами, дикими собаками и навозниками. Это был просто страх. Без причины. Признак дурачины.

Тело затрясло, сжалось сердце в предчувствии беды. Я замер, совершенно забыв, что нужно кого-то позвать, предупредить, предостеречь. Такое ощущение, что рядом со мной никого уже не было! Они ушли вперед, и хлопья тумана сомкнулись за их спинами!

Возможно, это был не газ. Но некая токсичная субстанция, энергетическая аномалия – не знаю, как назвать. И я попал в самое средоточие! Понимание давалось с колоссальным трудом, но как-то я его осилил. Зато теперь я был решительно пуст. Я смутно помнил, как затрясся в припадке. Словно молния вошла в тело и удалилась в землю через пятки. Я зашатался. Чувство ужаса не проходило. Это было что-то бредовое, нелепое, несусветное, плохо сочетающееся с моими материалистическими взглядами. Я попятился, инстинктивно полагая убраться из зоны поражения. Но зона двигалась за мной, и я уже сходил с ума! Я что-то выл, куда-то бежал, крик застрял в горле. Я захлебывался, жадно вдыхал зловонный воздух, пугался собственного крика. Я метался, запинался об обломки. Поначалу было понимание, что нужно добраться до точки, откуда дали старт. Потом снизошла легкость. Но с сознанием она не сочеталась. Сознание рухнуло – как небоскреб, распавшись на миллионы кирпичиков…