– О мадемуазель! – вскричал оскорбленный король. – Моя любовь к вам такова, что даже тени подобного подозрения не должно возникнуть!

Генриетта не успела ответить – за ее спиной вдруг раздался язвительный голос.

– Если вы дорожите честью моей сестры, сир, то зачем же ведете с ней эти тайные беседы? Она принадлежит к достаточно знатной семье, так что вы можете появиться в ее обществе открыто.

Граф Овернский с высокомерной и злой усмешкой выступил из-за дерева. Он положил руку на эфес шпаги, и король счел подобную дерзость непростительной.

– Насколько мне известно, вас никто сюда не звал, сударь! – произнес он с надменностью, ничуть не уступавшей высокомерию молодого человека. – И я не вижу, чем могла задеть вас моя беседа с вашей сестрой.

– Зато я вижу, сир! Я не предполагал, что вы пригласили нас в свою свиту лишь для того, чтобы тайком говорить Генриетте о своей любви. На что вы надеетесь, и неужели вы не понимаете, что речь идет о безупречной репутации юной девушки? Она не из тех, кого соблазняют, чтобы сразу же бросить и обречь на вечные слезы.

Взбешенный Генрих надел шляпу и пожал плечами.

– Прекрасно, сударь! Поскольку вы позволяете себе подобный тон, я глубоко сожалею о своем приглашении. Поверьте, я никогда не попросил бы вас покинуть Мальзерб, если бы знал, какой урон это наносит вашей чести. Вы можете вернуться домой и там ограждать свою сестру от столь опасных разговоров. Мадемуазель, примите мои извинения!

Холодно поклонившись, король зашагал прочь, а Генриетта застыла от изумления. Однако эту девушку было нелегко обезоружить – гнев ее немедленно обратился против брата.

– Вы сошли с ума, Шарль. Вот чего вы добились своей гордостью! Нас отсылают в Мальзерб… Зачем вы вмешались в наш разговор и как посмели проявить такую грубость?! Разве вы забыли, что он король?

Шарль Овернский, нахмурившись, проводил взглядом Беарнца, а затем передернул плечами.

– Я ненавижу этого человека! Но, возможно, вы правы, сестрица, и я слегка перегнул палку. Что же вы хотите, кровь Валуа…

Генриетта раздраженно оборвала его:

– Оставьте в покое кровь Валуа или заставьте ее умолкнуть, если хотите, чтобы я стала королевой Франции! Теперь по вашей милости все нужно начинать заново! Распорядитесь уложить наши вещи и известите матушку. А теперь оставьте меня – я должна подумать…

Первой мыслью Генриетты было немедленно повидаться с королем и помириться с ним, но она слышала, что в гневе Генрих бывает невероятно упрям. Поэтому ей показалось лучшим выходом удалиться без единого слова, сохраняя достоинство. Однако возвращаться в Мальзерб она не собиралась. Когда король направился в Шатонёф, Генриетта вместе с матерью поехала в Париж, чтобы там спокойно дождаться возвращения монарха.

Это произошло довольно скоро: в конце июля Генрих IV совершил торжественный въезд в свою добрую столицу. Не желая останавливаться в Лувре, с которым было связано столько горестных воспоминаний, король избрал в качестве резиденции дворец Гонди, где обычно уединялся в моменты уныния и временного упадка сил. Генриетта не полагалась на волю случая; ей было известно об этой королевской причуде, поэтому она поселилась в Лионском дворце… расположенном напротив. В первый же вечер король узнал, кто живет на другой стороне улицы, а на следующий день увидел, как Генриетта в сопровождении матери отправилась слушать мессу. Она была красива, как никогда, в платье из белого атласа, расшитого золотой нитью, и в целомудренной вуали, накинутой на золотистые волосы. Этого оказалось достаточно, чтобы в сердце пылкого Беарнца вновь вспыхнула любовь, которую он уже считал угасшей. Генрих IV изнемогал от страсти. В тот же день он послал девушке великолепное алмазное колье, присовокупив к нему пламенное послание.

Генриетта сохранила записочку, но алмазы приказала вернуть королю со словами, что ей дорога только его любовь. Затем, словно бы устыдившись признания, невольно сорвавшегося с ее непорочных уст, стремительно покинула Париж и укрылась вместе с матерью за средневековыми стенами крепости Маркусси.

Совершенно обезумевший Генрих вскочил на коня и помчался к своей красавице. С таким пылким влюбленным можно было делать все, что угодно, и Генриетта решила рискнуть.

– Нет, сир, умоляю вас… Вы должны забыть обо мне. Вам не следует со мной видеться. Это колье… каким тяжким оскорблением стало оно для меня!

Король, преклонив колено, схватил руку девушки и запечатлел на ней страстный поцелуй.

– Прошу вас простить меня! Я всего лишь хотел доставить вам удовольствие, у меня и в мыслях не было оскорбить вас, мой ангел! Я люблю вас, люблю так, что совсем потерял голову. В подобные минуты неизбежно совершаешь оплошности…

– Я не сержусь на вас, сир, – с грустью произнесла Генриетта. – Я просто была разочарована и обижена. Вы задели мою гордость, мое самолюбие… быть может, и мои чувства. Ведь я уже была готова полюбить вас.

– Тогда вы не должны отталкивать меня! Я сделаю все, чтобы эта пробудившаяся в вас любовь расцвела. Если же вы доведете меня до крайности, я могу совершить какую-нибудь глупость. Дайте мне надежду, Генриетта, или скажите, каким образом я могу заслужить ее!

Скинув маску унылой меланхолии, девушка улыбнулась так ослепительно, что бедный король окончательно потерял голову.

– Я скажу вам, сир. Вы должны ждать, должны проявить терпение. И тогда я смогу обдумать условия капитуляции, если вы сумеете меня к ней принудить.

Король покинул Маркусси, так ничего и не добившись. С неистово бьющимся сердцем и пылающей в жилах кровью он вернулся в Париж, а Генриетта преспокойно отправилась в Мальзерб, чтобы посовещаться с родней. Затем произошел обмен письмами. Генриетта пустила в ход весь арсенал опытной и вероломной кокетки – обещания, отказы, уловки… Она то уступала нежным настояниям, то отказывала еще более решительно, чем прежде, утверждая, что родители стерегут ее с бдительной ревностью, почувствовав, что сердцем она уже устремилась к королю. А тот не знал, к какому святому – или к какому демону! – взывать о помощи.

Но в один прекрасный день во дворец к Гонди прибыл посланник капризной красавицы. Генриетта извещала короля, что родня ее собирается на короткое время покинуть замок, поэтому через два дня им можно будет увидеться. Генрих IV не стал дожидаться повторного приглашения.

Увидев прекрасные деревья Мальзерба с золотой, но по-осеннему печальной листвой, он ощутил волнение первой встречи и явственно вспомнил, как ослепила его красота Генриетты. Поднявшись на внушительное крыльцо, Генрих IV внезапно почувствовал себя влюбленным школяром.

Однако то, что его ожидало, могло бы остудить самые пылкие чувства. Протянув ему руки жестом очаровательной невинности, Генриетта сразу же приступила к делу и изложила условия капитуляции… условия, прямо скажем, нешуточные.

Сто тысяч золотых экю, титул маркизы, поместье и, как венец всего, письменное обязательство жениться! Король, хоть и был совершенно ослеплен страстью, невольно нахмурился, услышав последнее требование. Семейство Бальзак д'Антраг обладало поистине волчьим аппетитом!