«Сейчас, — думал я, — вот сейчас он скажет им о предложении Деллимара». Были у него доказательства или не было, но это было единственное, что ему оставалось. Но вместо этого он заявил, что его обвинение основывается на мотивах и возможностях. Компания находилась в процессе ликвидации, и кроме нее в гибели корабля не был заинтересован никто.

— Чем еще можно было объяснить присутствие на борту судовладельца? — вопрошал он.

Путешествие продолжительностью в пять месяцев! Это было чудовищной тратой времени директора фирмы, если только его присутствие на борту не объяснялось какой-то причиной.

— И я утверждаю, что такая причина у него была, — настаивал он.

Смайлс вскочил, чтобы заявить протест, но Бауэн-Лодж его остановил.

— Вы, похоже, забываете о причинах, по которым корабль был брошен и в конце концов погиб. Вы обвиняете мистера Деллимара в том, что он совершил поджог кормового трюма?

Это мгновенно остудило запал Пэтча.

— Нет, — ответил он.

— Он к этому времени был мертв?

— Да.

Голос Пэтча упал до шепота.

И тут Смайлс, который так и не сел обратно на стул, поинтересовался, какой мотив мог быть у компании в том, чтобы уничтожать свое собственное судно.

— Корабль ожидала ломоразделочная площадка, — напомнил он. — И среди цифр, которые предоставил вам, многоуважаемый господин председатель, мистер Гундерсен, имеются данные о том, что его оценили в сумму немногим выше пятнадцати тысяч фунтов. Он был застрахован на тридцать тысяч фунтов. Вы утверждаете, что какие-то пятнадцать тысяч разницы между этими цифрами являют собой достаточный мотив, чтобы подвергнуть опасности жизни всех членов экипажа?

— Вопрос мотивов, — произнес Бауэн-Лодж, — не входит в рамки нашего расследования. Нас интересуют исключительно факты.

Он взглянул на сэра Лайонела, как будто ожидая от него какого-то продолжения.

— Я думаю, что на этой стадии, многоуважаемый господин председатель, — заговорил сэр Лайонел, — я должен попросить вас поставить свидетелю очень серьезный вопрос: совершил ли он вечером восемнадцатого марта поджог третьего трюма «Мэри Дир» или же он этого не делал? Возможно, он каким-то образом послужил причиной начала пожара?

Зал тихо ахнул, и этот звук походил на судорожный вздох сквозь сведенное тревогой горло.

Какое-то мгновение председатель и адвокат продолжали смотреть в глаза друг другу. Затем Бауэн-Лодж медленно кивнул и повернулся к свидетелю. Глядя на него с высоты своей кафедры и произнося слова тихо, но совершенно отчетливо, он сказал:

— Я считаю своим долгом сообщить вам, что, по моему мнению, все это дело о гибели «Мэри Дир» станет предметом рассмотрения в другом суде. Поэтому я предупреждаю вас о том, что, если это противоречит вашим желаниям, вы можете не отвечать на этот прямо поставленный вопрос. Теперь, когда я вас предостерег, я вам его задам.

И он повторил вопрос сэра Лайонела.

— Нет, я этого не делал, — заявил Пэтч, и его голос звучал твердо и четко. Затем он добавил, оборачиваясь к сэру Лайонелу Фолсетту: — Если бы я поджег судно, зачем мне было его тушить?

Это было дельное замечание, но сэр Лайонел только пожал плечами.

— Мы не должны упускать из виду возможность того, что судно могло не сгореть, а напороться на изобилующие в тех водах рифы или сесть на мель у побережья Франции. Лучше было спрятать улики под двадцатью саженями воды. Надвигался шторм, а тут еще появление мистера Сэндса, с которым было невозможно не считаться…

Бауэн-Лодж тихо, но предостерегающе кашлянул, и сэр Лайонел поспешил принести суду свои извинения. Председатель снова посмотрел на часы и, наклонившись к своим помощникам, начал о чем-то с ними совещаться. Наконец он закрыл заседание.

— До завтра, джентльмены. Начинаем в десять тридцать.

Несколько мгновений никто не шевелился, а затем все начали вставать со стульев. Но я был так потрясен несправедливостью всего происходящего, что продолжал сидеть, силясь справиться с душившим меня гневом. Извлечь на свет события многолетней давности и бросить их в лицо человеку, заклеймить его позором без малейших доказательств его вины… Пэтч продолжал стоять на свидетельской трибуне, прямой и недвижимый… А сэр Лайонел собирал свои бумаги и перебрасывался репликами с коллегой, улыбаясь какой-то его шутке.

Пэтч наконец-то сошел с места и зашагал через зал. Я рванулся ему навстречу, но Хэл положил руку мне на плечо.

— Лучше его сейчас оставить, — произнес он. — Бедняге необходимо все обдумать.

— Что тут обдумывать? — возмущенно воскликнул я.

Я еще не пришел в себя от происходившей у нас на глазах несправедливости.

— То, что он будет говорить завтра, — ответил Хэл и добавил: — Он еще не рассказал полную версию событий, и Лайонел Фолсетт это знает. Он может рассказать ее завтра, или он расскажет ее уголовному суду! Но рано или поздно ему придется это сделать.

— Уголовный суд? Да, я думаю, что его не миновать, — пробормотал я. Но прежде, чем до этого дойдет, было необходимо выяснить правду. А правда, какова бы она ни была, лежала на рифах Минкерс. — Я должен с ним поговорить, — заявил я.

Внезапно я понял, что мне необходимо сделать, и ринулся, расталкивая толпу, догонять Пэтча. Он не услышал меня, когда я его окликнул. Казалось, он вообще ничего не видит и не слышит, будучи поглощен одним-единственным желанием — поскорее отсюда убраться. Я схватил его за локоть, и он, вздрогнув, развернулся.

— А, это ты. — Он дрожал. — Что случилось?

Я в ужасе смотрел на затравленное выражение на его осунувшемся лице. Его лоб все еще покрывали капли пота.

— Бога ради, объясни мне, почему ты им ничего не сказал?

— Чего я им не сказал?

Его растерянный взгляд сообщил мне о том, что он действительно не знает, о чем я говорю.

— Насчет Деллимара, — пояснил я. — Почему ты им не сказал?

Он моргнул и отвел взгляд в сторону.

— Как я мог это сказать? — выдохнул он.

Когда я начал объяснять, что суд имеет право знать правду, он перебил меня словами:

— Прекрати все это. С меня довольно, понял?

Он снова отвернулся и быстро пошел к выходу.

Я пошел за ним. Я не мог это так оставить. Я должен был дать ему шанс, о котором он просил. Протолкавшись через группу столпившихся у выхода членов команды «Мэри Дир», я снова догнал его в коридоре.

— Послушай, — заговорил я. — Я отвезу тебя туда, как только закончится расследование.

Он покачал головой, продолжая стремиться к освобождению в виде главного входа.

— Слишком поздно, — ответил он.

Его настроение привело меня в отчаяние, и я схватил его за руку.