Первое, что придет в голову следователя, — я либо свидетель убийства, либо свидетель сцены, связанной с убийством, и это я подкинула заточку. Уверена, он и мысли не допустит, что я и убила. Тем интереснее будет мой рассказ…»

— Тамара Борисовна, расскажите, в каких отношениях вы были с доктором Тропининым.

Задавая этот вопрос, Дождев до последнего сомневался, что услышит то, что уже сформировалось в его голове и на что указывали все улики и признаки, выявленные в ходе следствия.

— Мы любили друг друга, — сказала Савушкина, при этом лицо ее просветлело, а уголки губ сложились в улыбку.

— У вас был роман?

— Да.

— И как долго это продолжалось?

— Несколько месяцев.

— Это вы убили его?

— Да.

И снова эта улыбка. Словно воспоминания об убийстве доставляли ей радость.

— За что?

— Он разлюбил меня, влюбился в другую. Я бы простила его, и он до сих пор оставался бы жив, если бы он не попросил меня помочь ему в организации своих свиданий с Милой Закатовой. Он повел себя так, словно между нами ничего и не было, словно мы просто друзья. Он вырезал из своего сердца нашу любовь. Убил меня этим своим отношением.

— Но вы могли бы отказать ему.

— В том-то и дело, что не могла. Макс был таким человеком, которому не могла отказать ни одна женщина. Ни в чем. И я не отказала, хотя понимала, что будет очень больно. Они встречались у меня.

— Я слушаю вас внимательно.

— Но я живу в городе, кругом люди, соседи. Мила оставляла свою машину практически под моими окнами. У нас город маленький, сами понимаете. Мила боялась своего мужа, а потому они постоянно чувствовали себя как на сцене. Это выражение Макса. Не знаю, откуда он узнал о существовании дома Марты Круль, дома, за которым присматривала моя подруга Соня Наполова, но он несколько раз спрашивал меня, можно ли снять этот дом. Он даже знал, что он отапливается, что там можно жить и зимой. Тогда я посоветовала ему самому обратиться к Соне и поговорить об этом. Он встретился с Соней, но, насколько я поняла, она почему-то испугалась его предложения встретиться с ним у нее. Она же не знала, о чем пойдет речь, подумала, вероятно, что он решил за ней приударить, а она не была готова… Словом, разговора не получилось.

— А почему он не объяснил ей, зачем пришел и что ему от нее надо?

— Вы просто не знаете Макса. Думаю, он не хотел разговаривать на эту тему на ходу, в парикмахерской, хотел, быть может, объяснить, зачем ему нужен этот дом. Он бы пришел к ней не с пустыми руками, с подарками, чтобы расположить ее к себе, рассказать о том, что ему просто жизненно необходимо найти безопасное место для встреч. Думаю, он боялся еще, что она воспримет его просьбу не так, как бы ему этого хотелось. Он недостаточно хорошо знал ее, чтобы просчитать ее реакцию. А вдруг она поднимет его на смех, а вокруг — люди… Как-то так все было, я думаю.

— И тогда вы украли ключи у Сони?

— Просто взяла на время, чтобы сделать копии.

— Что было потом?

— Мила жила в гостинице, но вечером заезжала за Максом, и они отправлялись туда, к Графскому озеру. Теперь, после того, как я сделала копии ключей и впустила туда влюбленных, я и отвечала за дом, а потому иногда рано утром, до работы, я сама приезжала туда, чтобы прибраться…

— Но это же неправда!

— Да. Неправда. Я приезжала, чтобы просто побыть там, где постель еще хранила тепло Макса. Мила была безалаберной девушкой, никогда не прибиралась, жила, как птичка… Вспорхнет и улетит. Иногда я находила в ванной комнате прямо на полу мокрые полотенца… Я дожидалась, когда они уедут, входила в дом, шла в спальню… Вам дальше рассказывать? — Она усмехнулась, глядя на Дождева. — Ложилась в постель, на то место, где подушка еще пахла духами этой маленькой счастливицы, и представляла, что Макс рядом. Я чувствовала тепло простыней, одеяла… Я любила его, понимаете?

Он понимал. Он, как никто, понимал. Он знал, что такое — любить.

— Как и когда вы убили их?

Она тихонько засмеялась.

— Однажды я приехала туда слишком рано. Всю ночь не спала, чувствовала себя разбитой, уставшей, обманутой, преданной… Приехала еще затемно. Знала, что они там.

— Вы заранее знали, что убьете их?

— Нет, что вы?! Мне просто захотелось увидеть их вместе, посмотреть, как они спят. Лежит ли ее красивая голова на его плече. Обнимает ли он ее за талию, как когда-то меня, или же они спят, отвернувшись друг от друга, чего бы мне так хотелось… Я хотела увидеть момент близости. Теперь понятно?

Дождев покраснел. Слушая Савушкину, он словно вместе с ней сейчас входил в тот дом, направлялся к спальне.

— Что было дальше?

— Я вошла в дом, благо ключи запасные у меня были. Я двигалась очень тихо. Было где-то примерно часа четыре утра. Самый сладкий сон! Я тихо, на цыпочках прошла к спальне, открыла дверь, к счастью, она даже не скрипнула, и застыла на пороге, чтобы мои глаза привыкли к темноте. А когда привыкли, я увидела, что они спят как-то странно, я никогда не видела, чтобы люди так спали. Как один организм. Их тела сплелись, они словно вросли друг в друга. В комнате было жарко, работал масляный обогреватель, там повсюду эти обогреватели… Они спали обнаженные, одеяло свалилось на ковер… Как они были прекрасны!!! Я смотрела на них, долго смотрела, привалившись к стене, слезы катились по моим щекам, смотрела и понимала, что такой любви я еще не видела, что Макс любит ее не так, как меня. Что меня он впустил в свою постель, а Милу — в сердце, в свою жизнь. И что они так счастливы, просто до невозможности! И в какой-то момент поняла, что еще немного, и они оба пресытятся этим счастьем, что однажды все изменится, страсть сожжет их дотла или что-то случится, может, их найдет ее муж и убьет обоих или, что страшнее, они разочаруются друг в друге. И тогда они оба станут несчастными! А мне так хотелось сохранить их любовь. К тому же я вдруг поняла, что если их не станет, если они исчезнут, то я почувствую облегчение. Что если я не буду видеть Макса, страдания мои прекратятся, я начну жизнь с чистого листа.

Дождев готов был пристрелить эту ненормальную.

Что за чушь она несла! Идиотка! Старая кошелка! Влюбленная в молодого парня старуха! Как же она была отвратительна в своей лжи! Почему не сказала правду, что просто позавидовала им, их любви! Что не могла видеть прекрасное тело Милы, не могла вынести вида этих сплетенных в любви тел!

— Где вы взяли заточку?

— Так это все-таки заточка? В больнице кто-то оставил, санитарка принесла, я продезинфицировала и положила в сумку. Подумала — в хозяйстве пригодится, — она улыбалась теперь уже одними губами, словно издевалась над ним. — Обувь чинить! Я вообще думала, что это шило.