– Куда?

Вопрос прозвучал так безнадежно, что Арсений не нашел ответа. Куда могут убежать две белые лабораторные мышки, участвующие в интереснейшем эксперименте? Кто позволит им убежать?

Он вздохнул и вернулся на место. Даша, прикусив губу, смотрела в невидимую точку на белоснежной скатерти. Она изредка коротко всхлипывала. Арсений перегнулся через стол и взял ее за руку. Ладонь была мокрой от слез.

– Прости меня, – сказал он. – Видишь, какой я никчемный… Даже на откровенный разговор меня не хватает, не то что на поступок. – Даша отобрала руку и спрятала ее под столом. – Прости, – повторил Арсений безнадежно. – Не я затеял эту безумную игру. И не я тебя в нее втянул.

Даша, не отвечая, схватила пульт и направила на телевизор. Раздались бодрые позывные «Городских новостей». Арсений поднялся и ушел в кабинет. Смотреть это второй раз было выше его сил.

Он поднял крышку ноутбука, выдернул из розетки сетевой шнур и включил компьютер. «Нужен шедевр», – сообщили буквы, выплывшие сбоку.

Арсений вдруг опустил руки на колени. Закончился день, который он всегда считал худшим в своей жизни. И венчало его известие о гибели их бывшей соседки, «почти родственницы», – как говорила сама тетя Вера. То же время, то же место, та же смерть. Жутковатая драматургия.

Тетя Вера была моложе мамы лет на десять и вечно куда-то спешила. Люди вокруг нее менялись с калейдоскопической скоростью, но сплетен не было. Все знали: Верочка – общественница. Она дня не могла прожить, не устроив чью-то судьбу. Дверь ее квартиры никогда не запиралась на замок, туда постоянно приходили знакомые и незнакомые люди. Оставляли сумки и свертки, передавали посылки для родственников и приятелей, просили покараулить чемодан до отъезда… В общем, небольшая «однушка» на пятом этаже была центром жизни.

С особым азартом она принимала участие в чужих семейных драмах: мирила поссорившихся супругов, присматривала за детьми одиноких мам, вызывала милицию, когда напившийся дядя Коля начинал с помощью крепких кулаков учить жену уму-разуму, бегала в аптеку за мазью от синяков и всегда готова была подставить ухо под чужую исповедь. Вряд ли Полина Платонова была прихожанкой этой церкви. Арсений помнил, что тете Вере ни разу не удалось вызвать ее на откровенность. «Ох, и непростая ты, Полина», – обронила она как-то, уходя домой. Арсений удивился, услышав эту фразу. Он-то считал, у мамы душа нараспашку, и его сильно беспокоила такая незащищенность.

Звук телевизора за стеной стал громче. Арсений не хотел ничего слышать, но любопытство погнало его обратно. Он вернулся в зал. Даша сидела перед экраном, стиснув пульт, и на его появление не отреагировала.

– Установлена личность молодого человека, тело которого найдено сегодня днем в городском парке…

Девушке, ведущей репортаж, было лет двадцать, не больше. Наверное, она тоже студентка, а работа на телевидении – это шанс сделать карьеру и выйти на тропу большой журналистики. Декорации выбраны со смыслом: девушка стоит на лодочном причале, в темноте за ее спиной тихо дышит холодная озерная вода. На симпатичной веснушчатой мордочке застыло деловитое выражение, но в глазах так и пляшут чертики, совсем как у барышни из ресторана, накрывавшей на стол. Почему чужая смерть вызывает у вполне нормальных людей возбуждение, граничащее с восторгом? Потому, что присутствие смерти дает им возможность ощутить себя живыми? Потому, что чужая гибель – это повод подумать: «Смотри, кому-то не повезло больше, чем тебе»? Возможно. И еще потому, что смерть – это вечная тайна. Занавес, разделяющий настоящий мир и мир воображения. А мир воображения, в отличие от реальности, не знает границ.

– …Следственные органы пока воздерживаются от комментариев, – продолжала девушка. Свет камеры бликами играл в тяжелой темной воде, придавая телевизионной картинке – случайно или намеренно – жутковатый призрачный шарм. – Нам удалось узнать, что погибший приехал в город недавно. Похоже, что несчастья ходили за ним по пятам. Его подруга неделю назад выпала из окна гостиницы «Арго», но чудом осталась жива, упав на плотный тент. – Даша с упреком взглянула на Арсения. Тот молча покачал головой: ничего подобного он никому не сообщал. – Молодому человеку повезло меньше, – рассказывала девушка. – Как сообщил наш источник в МВД, он вовсе не утонул, а был убит. Примерно за час до убийства молодого человека видели в парке в компании этого мужчины. – На экране возник портрет красивого темноволосого человека лет тридцати пяти. Лицо выглядело неживым, как все изображения людей, составленные из отдельных деталей с помощью компьютера. Арсений узнал его сразу. Даша быстро взглянула на Арсения и тут же отвела глаза. Она узнала тоже.

– Мы просим всех телезрителей, знающих о месте пребывания этого человека, позвонить по контактному телефону…

Даша вытянула руку с пультом. Экран погас.

Минуту они сидели молча, слушая, как утекают секунды. Раз щелчок, два щелчок, три щелчок… В этом негромком постукивании была пугающая неотвратимость, приближение катастрофы. Арсений не выдержал: подошел к секретеру, открыл крышку с обратной стороны небольших прямоугольных часов и вытащил батарейку.

Постукивание смолкло, но напряжение не ушло. То, что подбиралось к ним в полной тишине, не замедлило ход. Просто стало ступать еще мягче огромными лапами с твердыми кривыми когтями.

Первой это ощущение выразила Даша.

– Я чувствую, как уходит моя жизнь, – сказала она спокойным ровным голосом.

Арсений развернул второе кресло и сел лицом к ней.

– Тебе ничего не грозит. – Даша медленно подняла на него больной остановившийся взгляд. – Поверь, я точно знаю.

Она не усмехнулась, не скривила губы, не выразила недоверия каким-то иным способом, но Арсений почувствовал: Даша ему не верит.

– Давай поговорим, – предложил он. – Честно. До конца. Я обещаю… – Он сбился и кашлянул в кулак. – То есть я постараюсь быть откровенным.

Он умолк, ожидая ответа. Даша смотрела в сторону.

– Это ужасно, – произнесла она невпопад. Арсений вопросительно приподнял бровь. – Я хочу есть, – пояснила Даша таким тоном, словно сама себе не верила. – Нет, ты представляешь, я хочу есть!

Она оглянулась. На тарелках, накрытых термоколпаками, медленно остывал ужин.

«Ничего удивительного», – подумал Арсений. Когда ему было двадцать лет, он тоже хотел есть и в горе, и в радости, прости господи за непочтительный каламбур. Мертвым – свое, живым – свое.

Он взял ее за руку, помог подняться и повел к столу. Усадил на стул, поставил перед Дашей чистую тарелку и снял колпаки с блюд.

– Что тебе положить, рыбу или мясо?

Даша издала короткий захлебывающийся смешок и тут же закрыла рот ладонью.

– Прости, – сказала она через минуту. – Я сама, ладно?

Арсений кивнул. Даша глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, решительно подцепила вилкой большой кусок рыбы, запеченной в фольге.