Кролька пихает меня в бок.

— Не висни.

— Не висну.

— И не кисни.

— Оля!

— Что Оля? Если хочешь знать моё мнение, а ты хочешь, я точно вижу. Попробуй, просто попробуй. Вдруг понравится.

Я не отвечаю. Ну не говорить же ей, что мне уже понравилось.

Понимания Стаса хватило на четыре дня, ну или не понимания, а упрямства. Правда, за эти дни он настолько точно придерживался моей просьбы, что я сама умудрилась сначала затосковать, потом запереживать, ну и, в конце концов, обидеться.

Он опять ушёл в режим радиомолчания. Он не просто дал мне время, он вообще дал мне полную свободу, не звоня, не приходя и не предпринимая каких-либо иных попыток со мной связаться.

Только он так умел. Долго и упорно пытаться взять меня измором, а потом бесследно пропадать.

Был вечер пятницы, самое жаркое время не только для нашего бара, но и в принципе для любого питейного заведения Москвы. За барной стойкой мы были втроём: Я, Юлька и новенькая девочка Лика. Доведённая молчанием Чернова до абсурдного предела, я была настолько нереальной «пусечкой», что Сидорчук уже трижды за этот вечер обещала зажать мою тушку где-нибудь в углу и надеть мне на голову ведро для льда. А бедной Лике приходилось просто офигивать от моего ежеминутного ворчания и жаться в противоположный угол бара. Меня бесило всё — нерасторопные официанты, многочисленные клиенты, которым надо было всё и сразу, необходимость делить свою территорию с кем-то другим… Чернов этот грёбанный бесил, со всеми своими обещаниями, намёками и поползновениями. Импотент немощный… не способен дело до конца довести, вот и слился. Козлина. А я-то дура, уши развесила, сопли-слюни распустила. Нравится ей, видите ли, происходящее, ха…

Посуду я в этот раз не била, лишь смотрела на всех волком и шипела на всё, что двигалось.

В итоге, Севка схватил меня за руку и злобным взглядом погнал в подсобку, под мои же не самые лицеприятные вопли. В зале кто-то робко захлопал. Да, давно этот бар не видел моих скандалов.

В раздевалке Игнатьев сунул мне в руку пачку сигарет и строго велел:

— Кури.

— Не хочу!

— Вера! Кури, сказал! Иначе, клянусь, тебя сегодня кто-нибудь убьёт.

Одарила его своим самым противным выражением лица, на которое была способна. А Сева обречённо вздохнул и повторил:

— Перекури, давай, чтобы пар выпустить, а то, ты сегодня окончательно с катушек съехала.

И я курила, глотая горький дым вместе со своей обидой. Ещё хотелось порыдать и выпустить ту заскорузлую боль, которая засела где-то очень глубоко внутри меня, а потом уже спокойно идти дальше. Уткнулась в Игнатьевское плечо и жалобно всхлипнула, хотя слёз не было. Просто это был мой Рыжий, и кому мне вообще страдать в этой жизни, если не ему?

— Ну, ты чего? — потрепал он меня по волосам.

— Грустно.

— Из-за черноволосого своего?

— Ничего он не мой, — дуя губы, пробурчала уже затёртую до дыр фразу.

Севка спорить не стал, лишь многозначительно усмехнулся.

— Может тебя домой отправить? Всё равно от тебя вреда больше, чем пользы.

— Се-ва, — тщательно выговаривая слога, попросила я. — Не беси.

— А ты поводов не давай, — чмокнул меня куда-то в макушку и, развернув к выходу, легко шлёпнул чуть ниже спины. — А теперь иди, работай, и сделай так, чтобы сегодня никто не пострадал из-за НЕтвоего героя.

Должно быть, Сева всё знал, ну или, по крайней мере, догадывался, ибо НЕмой герой обнаружился сразу же по моему возвращению на рабочее место. Сидел за барной стойкой и о чём-то болтал с Ликой.

— Только сразу не убивай, — тут же зашептала мне на ухо Юлька, докладывая обстановку. — Только что пришёл, один. Лика приняла заказ. Пиво светлое, безалкогольное. Ведёт себя хорошо, про тебя спрашивал дважды.

Кивнув головой Юльке в знак благодарности, направилась прямо к этой парочке голубков, так мило воркующей у меня на глазах. Убью. Обоих.

Пока шла, сама себе напоминала паровоз, по крайней мере пыхтела очень схоже, разве что дыма из ушей не хватало. Если подумать, всего лишь четыре шага, четыре несчастных шага, на протяжении которых Стас успевает дважды улыбнуться Лике.

Появляюсь я крайне беспардонно, тесня Лику своим боком в сторону и рыча своё:

— Я сама.

Думала, что это хоть чуть-чуть смутит Чернова, но тому весело.

— Девушка, — обращается он к Лики, — не бросайте меня одного, она же мне сейчас яду насыпет куда-нибудь…

— Лучше зарежу, — предлагаю я варианты.

— Или прирежет, — соглашается со мной Стас. — Или ещё что хуже. Так что, не дайте случиться непоправимому, не отходите далеко. А ещё лучше, спрячьте все колюще-режущие предметы.

Лика растерянно смотрит на нас, пытаясь понять, в чём подвох. И в итоге от греха подальше решает сбежать на кухню под каким-то благостным предлогом, видимо, действительно опасаясь, что я сейчас устрою здесь кровавые разборки. Впрочем, вполне обоснованно. Я же сегодня весь вечер вела себя настолько неадекватно, что, вполне вероятно, иного развития событий она просто не представляла.

-Ну вот, напугала ребёнка, — упрекает меня Чернов. Он сидит на высоком барном стуле, уверенно положив руки, сцеплённые в замок, на стойку. Он слегка небрит и чуток помят, но в целом выглядит цветущим и довольным жизнью.

— Зря стараешься, — даю я выход своему раздражению. — Зачем пришёл?

— Как это зачем? — продолжает придуриваться он. — Ты же меня ждала, я не мог не прийти.

От такой наглости я на какое-то мгновение теряю дар речи, а обретя его вновь, единственное, что смогла сказать, так это глупое:

— Кто тебе такое сказал?

— Никто. Я сам знаю.

Боже, не зря они с Ромой родственники.

— Стас, — устало прошу я. — Прекращай этот цирк.

— Да я ещё толком и не начинал, — всё не может успокоиться Чернов.

— Стас! — повышаю я голос.

— Вера! — ничуть не тише повторяет за мной.

Чтобы случайно не придушить эту сволочь, опираюсь ладонями на барную стойку. Теперь я угрожающе нависаю над ним, но Стаса это нисколечко не смущает.

— Ты сама просила дать тебе время.

— Но не пропадать же практически на неделю! — выпускаю наружу свою обиду.

Здесь Стас разводит руками.

— Ну, извини, условий ты не называла. Зато мы теперь оба знаем…

— Что знаем?

— То, что ты по мне скучала, — как неразумному ребёнку поясняет он, так, если бы говорил о самой очевидной вещи.