— А еще?

— Еще? — Она как-то заговорщицки взглянула на него. — Еще сестра. — Она на секунду задумалась, как охарактеризовать ее. — Красавица.

Он кивнул.

— Ну, это понятно.

— В этом году школу кончает. Мать пишет, они с девчонками хотят, как школу кончат, всей компанией на юг ехать. Вот написать хочу, чтоб ни фига не пускала никуда.

— Почему?

— Почему? — Она как-то сквозь улыбку затуманено-растрогано посмотрела куда-то мимо него. — Потому что она сейчас будет такой же, какой я была в ее годы. Это значит мальчики без счета, пьянки-гулянки и все такое. Пока вместе жили, я ей хоть что-то могла подсказать, объяснить, вломить, если надо, а сейчас только переписываемся, а в письме что напишешь. А она такая же раздолбайка, как и я.

— Пишешь ей?

— Угу. Раз в неделю, чтоб ни случилось, сажусь и пишу. И она мне пишет — со стихами, с картинками, классные такие. Полгода уже ее не видела. Я по ней чуть ли не больше, чем по родителям, скучаю.

Она, скользнув взглядом по стойке, вазам на стене и портьерам, снова повернулась к нему.

— Ну что? Еще накатим?

Им принесли еще мартини.

— Значит, ты одна живешь?

— Угу. Ну, в квартире одна. Так-то у меня чуть не каждый день друзья бывают. Подруги — все ж знают, что у меня всегда квартира свободная. — Она, словно развеселившись при воспоминании, с каким-то странным выражением спрятала глаза. — У одной из них на следующей неделе на свадьбе гуляю. Она в следующие выходные замуж выходит — за моего бывшего мужчину.

— То есть как?

— Ну так. Пожениться решили.

— А как же ты?

— А что я? — Она, словно обидевшись за подругу, непонимающе посмотрела на него. — Может, у них от этого счастье будет на всю жизнь, что ж я, мешать буду? — Увлеченно вспоминая, она блеснула глазами, глядя куда-то мимо него. — Это еще зимой было. Мы с ним вечером у меня сидим, ну я и ее позвала, ей все равно вечером деваться некуда. Ну, там, музыка, свечи. Он сначала со мной танцует, а потом все с ней, с ней. Чего-то они там шепчутся. Ну, я ее потом на кухню поговорить вызвала — мол, как это вообще? Она — бе, ме. Ну чего, может это судьба у них, не мешать же им.

— Он что, псих? Как же это сравнивать можно — она и ты?

Она наставительно-умудренно посмотрела на него.

— А вот, видно, подходят друг к другу. Не ссориться же с ней из-за этого.

— Ты думаешь?

— А чего? — Она махнула рукой. — Все это фигня. — Она задорно вскинула голову. — Мужчины приходят и уходят, а подруги остаются.

Он крутанул головой.

— Ты, наверно, хорошая подруга для своих подруг.

— Угу. — Она, словно ожидая этого, кивнула. — Я везде, где работала, у меня везде друзья оставались. До сих пор звонят, приходят. — Она, растрогавшись при воспоминании, повернулась, глядя куда-то вдаль. — В той квартире, где я дворником была, там особенно классно было. Такая компания подобралась, по утрам все дворниками работали, а днем всякие там художники, кто-то еще там учился. У меня там все друзья перебывали. Та подруга, которая замуж выходит, тоже там жила, я ее туда с Профсоюзной перетащила. — Она, словно вспоминая что-то, пряча глаза, хихикнула.

— Я ее сегодня к восьми к себе звала, вчера еще договаривались, сейчас, небось, уже весь палец себе там отдавила, на звонок нажимая.

— А чего ж ты так?

— Чего… — Она с каким-то странным выражением посмотрела на него. — С тобой встречаться пошла. — Она, вновь перескочив на свои воспоминания, страстно помотала головой. — Когда дом ломать стали, до слез жалко было — так не хотелось уезжать. — Словно что-то мгновенно решив для себя, она как-то просто-утвердительно кивнула.

— Мы сегодня с тобой туда сходим. Я уж год там не была, хоть поглядеть, как там теперь и что.

Он с недоумением посмотрел на нее.

— А это разве недалеко?

— Угу. Десять минут отсюда. Я ведь в этом районе два года жила. И в этом баре мы с девчонками сколько раз бывали. Я прямо обалдела, как ты меня сегодня в этот бар позвал.

Она, сжимая стакан, с лучистой улыбкой, широко раскрытыми повлажневшими глазами посмотрела на него.

Секунду он смотрел в ее глаза. Вновь охваченный каким-то странным чувством, что все, что бы ни было сейчас сказано, не имеет никакого значения, бездумно-легко он качнулся вперед, глядя куда-то сквозь нее.

— Я никогда не работал в молодежной компании. Как в институт распределился, сразу в компанию таких зубров попал, всем лет по пятьдесят, отставные военные. Лаборатория закрытая, все сидят за своими столами, гробовая тишина, за весь день никто слова не проронит. Я человек не особо общительный, но иногда до того доходило, что подсаживался к своему начальнику обсудить какой-нибудь абсолютно ясный для меня вопрос, лишь бы человеческий голос услышать. Институт режимный, все двери на кодовых замках, за весь день не с кем словом перемолвиться. И так все годы.

Он вновь поймал ее взгляд.

— Представляешь?

Сияюще глядя на него, она радостно помотала головой.

— Не-а.

— Ну и слава богу. — Чувствуя, что она чего-то ждет, он с готовностью взглянул на нее. — Ну что, сейчас пойдем?

Она кивнула.

— Можно и сейчас. Но это не обязательно, ты не гони. Я просто давно уже туда хотела, но это без проблем, ты не торопись. Можно и еще немного здесь посидеть. — Она хитро посмотрела на него. — Если ты еще мартини закажешь.

Им принесли еще мартини.

Перескакивая с одного на другое, они проговорили еще несколько минут. Подозвав официанта, он расплатился, она взяла свои цветы и сумку, и они вышли на улицу. С поголубевшими от весеннего неба глазами, ожидая, пока проедут машины, она на секунду повернулась к нему.

— Тут недалеко, минут десять от силы. Вечер классный, в такую погоду лучше всего гулять. И район тут классный, сейчас увидишь, какие дома красивые.

Он кивнул.

— Мы будем целоваться в подъезде.

— А мы и идем почти в подъезд. — Бесстрастно кивнув на эту фразу, которую он, внутренне напрягшись, пустил как пробный шар, она вновь заблестевшими глазами посмотрела на него. — Тут улочки узкие, ребята, у кого машины были, их всегда здесь оставляли, там так узко, что двум машинам не разъехаться. Я этим путем каждый раз домой ходила.

Переждав наплыв машин, они перешли улицу. Пройдя несколькими переулками, зажатыми между старых, мрачно-затейливых зданий, они вышли к маленькому перекрестку, где на углу стоял обшарпанный остов трехэтажного, без украшений здания. Окна без рам и стекол зияли пустотой, внутренние переборки были разрушены, от дома остались лишь стены и крыша. Запрокинув голову, она несколько секунд стояла неподвижно, глядя на верхний этаж, сжимая пальцами натянутый ремешок висевшей на плече сумки. Словно вспомнив о его присутствии, она обернулась к нему.