– Ты говорил, что влюблен, – тихо поправляю.

– Влюблен, люблю, это одно и то же! – эмоционально говорит Кирилл.

– Не одно. Влюбленность не любовь. Любовь более глубокое чувство, – не знаю, зачем начинаю спорить и объяснять различия.

– Хорошо, – опираясь ладонями о столешницу, разделяющую нас, хмуро говорит Волков. – Тогда я не влюблен в тебя. Я тебя люблю. Убедительно? Или мне нужно это как-то доказать?

Молчу. Ибо просто не могу что-то произнести от переполняющих меня эмоций.

«Он любит меня… любит…»

– Молчишь? – сузив глаза, задает вопрос он. – Сказать нечего? Как ты могла поверить Шевцовой? Как посмела усомниться во мне? Разве я давал повод?! – взрывается парень.

– Я беременна… – выпаливаю на выдохе, и Кирилл давится воздухом. Он собирался продолжать отчитывать меня, но мои слова меняют его планы.

– Повтори, – отдышавшись, требует он.

– Я беременна, – беря себя в руки, твердо говорю.

– Когда узнала? – новый вопрос.

– Сегодня. Как приехала домой, сделала тест.

– Почему мне сразу не написала? – допытывается парень, а я хмурюсь. Слишком спокойно он реагирует на такую новость.

Разве он не должен быть шокирован? Удивлен? Или раздосадован?

– Мне необходимо было все обдумать в одиночестве.

– И что именно ты обдумывала? – нехорошим голосом спрашивает Волков, и под его пристальным взглядом я тушуюсь.

Признаваться в том, что допускала мысль об аборте, язык не поворачивается. Что-то подсказывает, что Кирилла это взбесит не на шутку.

– Новость стала для меня неожиданной, и мне требовалось время разобраться в себе, – быстро тараторю, заметив, как парень с силой сжимает столешницу. – А вот ты словно… не удивлен.

Поведение Кирилла обоснованно вызывает подозрения. Ну не может быть таким спокойным парень, когда ему сообщают о беременности.

Или может?

– Новость неожиданная, – заметно расслабляясь после моего ответа, говорит Волков. – Но ожидаемая.

– Что значит «ожидаемая»? – подозрительно смотря на приближающегося парня, интересуюсь.

– Мы с тобой не за ручки держались, Даша. Так что вероятность твоей беременности всегда была.

– Не знаю, как это вышло, – растерянно говорю, оказавшись в объятьях парня. – Мы же… были осторожны.

– Я не был, – спокойно и, как мне показалось, довольно отвечает Кирилл.

Запрокинув голову, чтобы видеть его лицо, спрашиваю:

– Не был?

– Нет. Я хотел, чтобы ты забеременела.

Признание Волкова – словно маленький взрыв. Меня сначала оглушает, и я начинаю часто-часто дышать. А потом, когда первый шок проходит, я готова придушить его.

– Зачем?! – дернувшись всем телом, рассержено кричу.

– Затем, что хочу привязать тебя к себе всеми доступными способами. Чтобы у тебя даже мысли не возникло бросить меня, – спокойно отвечает он.

– Ты совсем дурак?! – ударив его ладонью по груди, возмущенно шиплю. – Я и так никуда бы от тебя не делась. Я ведь люблю тебя. И даже мысль, что мы можем расстаться, причиняет невыносимую боль.

– Хорошо. Теперь мы точно не расстанемся, – улыбаясь, произносит Кирилл, склоняясь к моим губам.

– Из-за тебя мне придется брать академический отпуск! – увернувшись от его губ, обвинительно говорю. Разговор еще не окончен!

– Не страшно. Пропустишь годик, потом восстановишься.

– А с ребенком кто будет сидеть?

– Бабушки и дедушки. Уверен, они с радостью согласятся.

В голосе Кирилла столько спокойной уверенности, что и я начинаю верить, что мы совсем справимся. Я справлюсь с ролью мамы.

– Родителям сам будешь рассказывать, – сдаваясь, бурчу. В этот момент, словно неподъемный груз, спадает с плеч. Даже дышать легче становится. И реакция родителей на неожиданную новость уже не кажется возможным концом света.

– Мой отец уже знает.

– Как? О чем знает?

– О том, что я тебя люблю. И что мы встречаемся.

– Откуда он узнал? Ты сказал?

– Он сам все понял. Еще на курорте. Заметил, как я на тебя смотрю и как мы с тобой переглядываемся.

– Вот о чем он с тобой разговаривал… – вспоминаю, что тогда у Кирилла состоялся с Виктором Федоровичем разговор.

– Ага. Батя заявился тогда ко мне и потребовал сказать, какие у меня на твой счет планы. И я сказал, что хочу видеть тебя своей женой. Он дал добро. Сказал, что породниться с семьей друга для него будет в радость.

– Боже… – уткнувшись лбом в грудь парня, стону.

– Ты выйдешь за меня? – по-видимому, решив добить меня до конца, внезапно спрашивает Волков.

– Я подумаю, – из вредности, мне можно, я ведь в положении, отвечаю. Хотя сердце готово разорваться от переполняющего его счастья.

– У тебя три секунды…

– Снова ты за свое? Трех секунд мало, чтобы обдумать и принять судьбоносное решение. От сделанного выбора зависит мое будущее, – деланно возмущаюсь.

– Ты сделала этот выбор еще в тот момент, когда ответила на мой поцелуй, – усмехнувшись, говорит Кирилл и, не желая больше тратить времени на разговоры, жадно целует.

Родителям о моей беременности мы сообщаем этим же вечером. Кирилл быстро организует приезд своего отца с матерью, а мои после звонка Виктора Федоровича возвращаются домой раньше обычного.

Так как под взглядом родителей я только и могу что стыдливо сверлить пол, говорит Кирилл.

Он спокойно сообщает нашим родителям, что мы влюблены, встречаемся и в скором времени собираемся стать родителями.

Последовавшая после его слов тишина вынуждает меня посмотреть на родителей.

Отец Кирилла лучится довольством и смотрит на нас доброжелательно, одобряя происходящее. Моя мама и мама Волкова переглядываются между с собой с понимающими улыбками. Вроде как тоже не против. И даже рады.

А вот мой отец… Он смотрит на Кирилла тяжелым немигающим взглядом.

– Пап… – робко зову его. Но он не реагирует.

– Ты планируешь жениться на моей дочери? – спрашивает отец у Кирилла.

– Да. Я уже сделал Даше предложение, – достойно выдерживая взгляд будущего тестя, отвечает он. – Надеюсь, вы не будете против?

– Будто у меня есть выбор, – недовольно бурчит отец.

– Милый, – положив руку на плечо мужа, слово берет мама, – Кирилл хороший мальчик.

– Дружище, ты только представь, мы теперь с тобой одна семья. Убери кислое выражение с лица и порадуйся за детей. В конце концов, Даше нельзя переживать, – слова Виктора Фёдоровича волшебным образом действуют на отца. Он бросает на меня обеспокоенный взгляд.