Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это время Мэрилин, вздрючив Дору, уже накачивала энтузиазмом следующую подчиненную.
— Вон, полюбуйся на свою Викки, — сказала она подошедшему Рексу и кивнула в сторону одной из девушек, стоявших на сцене. — Не танцует, а трясется, будто эпилептичка.
Рекс присмотрелся, но, как ни старался, не смог узнать среди уставших запыхавшихся стриптизерш ту яркую соблазнительницу, с которой недавно провел ночь.
— Ты так их строишь, что тут бы даже взвод корповских силовиков потел и трясся, — сказал он в защиту измученных девушек.
Хозяйка «Норы» рассмеялась.
— Так вот, значит, почему ты так осторожно подходишь?
— Нет, — Рекс покачал головой и объяснил: — Субординация. Невежливо подкатывать к начальству, когда оно устраивает разнос подчиненным.
— Это верно, — Мэрилин забавлялась ситуацией. — Велика вероятность попасть под раздачу.
— Ну да. Потому осторожность не лишняя.
Женщина лукаво спросила:
— Так, может, попросту не надо подкатывать?
Рекс ответил, глядя ей в глаза:
— Может, и не надо. Но лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал.
Хозяйка «Норы» посмотрела на него задумчиво, после чего снова повернулась к радующимся незапланированной передышке девчонкам и опять хлопнула в ладоши:
— За работу!
Артистки пришли в движение, а их суровая надсмотрщица уже переключила внимание на собеседника.
— Идём, — сказала она с улыбкой. — Сделаем так, чтобы жалеть было не о чем.
* * *
На этот раз она привела его в другую комнату — тоже без окна, но гораздо более уютную: кровать с мягким изголовьем и тяжёлым пушистым покрывалом, небольшой кожаный диван, ковер на полу, круглый столик, огромное зеркало в половину стены, приглушенный свет, а в углу — ширма, через которую переброшено что-то невесомое, тонкое, кружевное…
— Там, в стене, есть бар, налей что-нибудь, — кивнула Мэрилин. — А я пока переоденусь.
Она с непринужденной элегантностью скинула пиджак, затем юбку и осталась только в тонкой комбинации и чулках.
— Нет, — удержал ее Рекс. — Не надо переодеваться…
Женщина удивленно вскинула брови.
— Ты в этом… очень красивая, — объяснил он, притягивая её к себе.
То кружевное, что висело на ширме, так и осталось висеть. Возможно, зря, выглядело соблазнительно. Но в короткой сорочке и чулках Мэрилин казалась совершенством, которое вряд ли что-то смогло бы дополнить или улучшить. К тому же вид у неё был домашний и обольстительный одновременно.
— Раздевайся уже, — она высвободилась.
— Ты, прямо, как врач, — сказал Рекс. — «Раздевайтесь, ложитесь на кушетку».
Хозяйка комнаты хихикнула:
— Хочешь поиграть в доктора?
— Нет, — улыбнулся в ответ гость, — совсем не хочу. Не люблю докторов. У них всякие непонятные штуки. К тому же, если врач говорит, что больно не будет, значит, готовься безмолвно орать.
— Сразу видно, что ты из белого сектора… — сказала Мэрилин, уходя со снятой одеждой за ширму. — В чёрных доктора честно предупреждают: будет больно, ори. А чтобы вопли работать не мешали, в рот суют тряпку или ремень. Ну и старую шутку повторяют, что хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается.
Она проплыла к бару, достала початую бутылку виски и пару стаканов.
— И всё-таки раздевайся, не стой столбом. Какой-то ты сегодня странный.
— Почему так решила? — удивился Рекс, снимая куртку и разоружаясь.
— Неплохо в людях разбираюсь. Издержки профессии.
— Понимаешь, — Рекс задумчиво потер лоб, — я сегодня очень обидел твою сестру.
Мэрилин замерла, а потом медленно повернулась к собеседнику:
— Вот как?
— Да. Не нарочно. По незнанию. Но это ведь не оправдывает…
— Верно, — голос женщины стал холоден. — А мне ты для чего это говоришь? Надеешься, выгорожу?
— Нет, — искренне удивился Рекс. — Просто стыдно — это раз. И не хочу так же вот случайно обидеть тебя — это два. Винс сказал, меня чудом не грохнули…
Мэрилин выразительно на него посмотрела и уточнила:
— То есть, ты сейчас все это говоришь, чтобы уж наверняка? Ну… без чуда?
Он рассмеялся:
— Нет.
— А выходит, что да. Мы остались наедине, и тут ты объявляешь, что смертельно оскорбил мою сестру, но она тебя по какой-то причине не убила. Вдруг я захочу это исправить? Не приходит в голову такая мысль?
— Не захочешь, — ответил собеседник. — Думаю, если за неё начнёт мстить кто-то другой — это её оскорбит куда сильнее, чем мои слова.
В ответ на эти объяснения хозяйка «Норы» хмыкнула, сделала глоток виски из стакана и сказала:
— Надо же, а ты начинаешь соображать. Тогда зачем эта исповедь?
Рекс подошел к ней и снова осторожно притянул к себе:
— Потому что чувствую себя идиотом, виноватым не только перед Су Мин, но и перед тобой. Стыдно, что спорол глупость. Ну и… ты ведь заметила, что что-то не так, а врать с каменной рожей я еще не очень умею.
Мэрилин протянула:
— Сильно жизнь в белом секторе расслабляет людей… Ладно уж, грешник, давай, кайся. Не вышло поиграть в доктора, поиграем в монахиню и прихожанина, — она подтолкнула собеседника к дивану и, когда Рекс сел, удобно устроилась у него на коленях. — Тебе, как я понимаю, надо выговориться? Вечер у нас длинный. А я всё же вызвалась к тебе психотерапией, поэтому, так и быть, послушаю.
— Нет, — Рекс мягко гладил ей спину, запустив руку под сорочку. — Опять скажешь, что такие долго не живут, что я какой-то неправильный… Тогда у меня обострятся комплексы — никакой психотерапии не хватит.
— Ты не неправильный, — спокойно ответила женщина. — Ты — наивный. Как все жители белых секторов, приближенные к благам цивилизации и корпоративным ништякам. Это вас и расслабляет. А надо держаться в тонусе. Потому что однажды ништяки кончаются. Они всегда кончаются, Рекс. А затем жизнь ставит тебя в коленно-локтевую позицию и начинает так яростно иметь, что умнеешь на глазах. Просто тебя она пока еще не драла во всю мощь. Но не переживай — всё впереди.
— То есть не избежать? — уточнил он.
— Даже не надейся. Пока ни у кого не получилось. И ты, уж извини, не станешь первым. В общем, если хочешь бесплатный совет — вали из белого сектора подальше.
Теплая мужская ладонь продолжала ласковые поглаживания.
— Так ведь я и в чёрном, судя по твоим словам, не жилец.
— В чёрном шансы выше, — мурлыкнула, зажмурившись, Мэрилин, — тут всё зависит только от тебя, к тому же корпы очень боятся сюда лезть. А по белым секторам рано или поздно проходятся кровавым катком.