Обстановку я промацал мгновенно, еще только войдя в магазин, так что, окажись там тихушники, я бы тут же их вычислил. Интуиция в последние годы стала у меня феноменальной. Легавого я чувствовал затылком за километр.

Я подкрадывался к терпиле, не спеша выбирая благоприятный момент для «покупки» и, как только он взял какую-то вазу в руки, тут же приблизился к нему слева и тоже стал у прилавка, рассматривая серебряный канделябр. Рядом с нами не было ни одного покупателя, поэтому мне приходилось быть очень осторожным. Выудив мойло из-под губы и чуть подогнув колени, став таким образом ниже ростом, я просунул левую цапку под свою правую, в которой держал канделябр и, отогнув полу клифта фраера и добравшись до скулы, расписал ее углом.

Затем, положив канделябр на место, я отошел к самому узкому месту в магазине и стал ждать терпилу. Через несколько минут, как только он попытался протиснуться между покупателями, чтобы выйти, мне не составило особого труда, чуть пихнув его в бок, выудить заветный гомон со скулы, расписанной минуту назад, и исчезнуть.

Но это не было концом, с этого момента как раз и начиналось самое главное в этой истории. Не успел я подойти к дверце своей машины и взяться за нее, как ко мне с разных сторон приблизились три человека, с виду кавказцы. То, что это не менты, я понял сразу, поэтому и не принял обычных в таких случаях контрмер.

— Ассаламу алейкум, земляк! — улыбаясь и играя красивым брелком с несколькими ключами, проговорил старший из них.

— Ваалейкум вассалам, — ответил я не спеша, «кубатуря» в эти доли секунды, кто они такие и к какой нации принадлежат. И, еще не закончив приветствия, я уже понял, что это — чеченцы, но вот кто они, для меня пока еще было загадкой. «Ну что ж, — подумал я, — это, по крайней мере, лучше, чем если бы они были ментами».

— Садись, земляк, в свой лимузин, — улыбаясь с некоторой долей иронии, проговорил старший, — там и потолкуем.

Я открыл машину и сел за руль, двое из присутствующих расположились на заднем сиденье, а старший, который разговаривал со мной, — впереди. Это оказался человек средних лет с худым бледным лицом, редкими волосами, высокий, но несколько сутуловатый. У него были невыразительные, как бы стертые черты, глаза близорукие, но взгляд наглый. К остальным присутствующим в машине можно было относиться как к статистам.

— У тебя неплохо получается выуживать из чужих карманов кошельки, — продолжил он прерванный на улице разговор.

— А этот фраер, он что, ваш друг или знакомый? — решил я не в кипеш промацать почву.

— Он нам ни тот и ни другой, — невозмутимо ответил мне тот же персонаж.

— Тогда что вам от меня нужно, если вы не из милиции и терпила вам никто? — спросил в лоб у этого нагловатого черта, на лбу которого уже вырисовывалось большими буквами слово «беспредел».

— Долю.

— Долю? Какую долю? — не понял я сразу. — Вы, наверно, ошиблись и не за того меня принимаете.

— Нет, дорогой, мы не ошиблись. Долю с кражи. Ты что, такой непонятливый, что ли? — подняв тональность, проговорил «чех».

Несколько минут я не мог вымолвить ни слова. Меня буквально ошарашило услышанное. Я — карманник, придерживающийся старых воровских взглядов, должен платить долю с кражи не менту, который меня хапнул с поличным, а какому-то лохмачу! И за что, спрашивается? За то, что он возомнил себя всесильным землевладельцем, требующим арендную плату?

«Ну и времена пошли, ну и дела творятся в столице», — промелькнуло у меня в голове. Но, понемногу придя в себя, я понял, что с этими быками нужно быть хитрее.

— Ну что ж, раз вы хотите долю, вы ее получите, пожалуйста. Не драться же с вами.

Я достал бумажник, «купленный» у фраера, вытряхнул на сиденье все банкноты и стал их невозмутимо пересчитывать. Все трое пристально следили за моими руками.

— Здесь тысяча семьсот восемьдесят два доллара и четыреста пятьдесят марок, — быстро посчитав купюры, проговорил я. — Сколько же из них ваших?

— Половина, — даже не задумываясь, проговорил все тот же «мотыль».

— Ну что ж, половина так половина, — так же невозмутимо проговорил я и, отсчитав ровно столько, сколько он просил, отдал ему деньги.

На несколько минут воцарилась неприятная пауза. «Чех» смотрел куда-то вперед и о чем-то напряженно думал, потом, повернув ко мне голову, сказал:

— А ты ко всему прочему еще и неглупый малый. Как тебя зовут, и откуда ты родом?

— Заур Золоторучка из Махачкалы, — коротко ответил я.

Он опять задумался на несколько секунд, затем сказал что-то по-чеченски своему другу, сидевшему сзади, и тот, выйдя из машины, отошел в сторону и стал куда-то звонить по мобильнику.

Пока он вновь не сел в машину, стояла мертвая тишина. Ее разорвал его басистый голос все на том же чеченском, после чего «мотыль», сидевший рядом со мной, сказал уже спокойней, чем прежде:

— Давай, Заур, прокатимся до Южного порта, там кое-кто хочет тебя увидеть.

Я молча завел машину, и, не говоря ни слова, мы тронулись в путь. Лишь однажды, подъезжая к кафе в Южном порту столицы, этот демонюга прервал тишину, обращаясь ко мне:

— Смотри, если ты не тот, за кого себя выдаешь, то живым отсюда не выйдешь!

«Да пошел бы ты!» — чуть не вырвалось у меня, но я сдержал себя и продолжал выруливать, стиснув челюсти от злости, чтобы не сорваться, пока он не приказал остановиться.

Одна-единственная мысль в тот момент неотступно преследовала меня: каким образом они меня выпасли? Но ответа на нее я так и не получил, потому что забыл спросить их об этом.

Выйдя из машины, мы вошли в приличное кафе, которое почему-то в это обеденное время было закрыто. За небольшим столиком на четверых, прямо у окна сидели двое — русский и кавказец. Как только мы оказались на пороге, они повернулись в нашу сторону, и через мгновение, хорошенько разглядев меня, оба встали.

«Зверя» я узнал сразу — это был Хоза, которого мы с Лимпусом много лет назад выручили из большой беды, русака же я видел впервые. Хоза был хитер и осторожен, как старая лисица с отгрызенной лапой, и злобен, как барс, побывавший в капкане, но с друзьями был честен и уважал смелых людей. Я слишком хорошо изучил его за время нашего недолгого общения.

— Салам, Заур, салам, бродяга, — улыбаясь, проговорил Хоза, выходя из-за стола, подавая мне руку и заключив в свои объятия. — Сколько лет, сколько зим? Как жизнь, что нового, когда откинулся? Как там Лимпус?

Вопросы сыпались один за другим, я не спеша и с достоинством отвечал на них, внимательно наблюдая за обстановкой, пока официант накрывал наш столик.

Я давно уже все понял, но молчал. Три будалома, которые привезли меня сюда, сидели в сторонке, тихо о чем-то беседуя за бутылочкой трехзвездочного дагестанского коньяка.

Хоза тоже не сводил с меня глаз. В какой-то момент он резко повернулся, оборвав базар на полуслове, и что-то сказал длинному «чеху» по-своему. Через минуту тот подошел к нам и, вернув мне все деньги, извинился, сказав, что рад знакомству с таким человеком, как я. Я молча забрал деньги и, даже не удостоив его ответом, повернулся к Хозе.