– Ешь, тебе еще можно немного. Или нельзя?

Определенно Машка издевалась. Тонька решила, что так переживать нельзя – вреднее выйдет, и принялась за булочку.

– У меня масса тела еще не дошла до критической отметки. Всего-то пятьдесят семь кило.

– Будешь так на булки напирать, станет семьдесят семь. А рост у тебя какой?

– Тут неувязочка вышла. Не добрала до метра семидесяти одного сантиметра. Один сантиметр портит всю малину. По современным стандартам рост у меня приближается к среднему.

Александрова подумала, что если быть до конца откровенной, то придется признать, что до среднего роста ей не хватает двух сантиметров. Ну это же мелочи. Она отвела глаза в сторону.

Машка молчала. Если метр шестьдесят девять – это не средний рост, то тогда что же сказать о ней, Марии Сергеевой? Метр пятьдесят семь. Но если захотеть взглянуть на этот просчет природы с другой стороны, то вместо досады и разочарования придет законная гордость. Можно гордиться своей фигурой. Своим весом. На круг – сорок килограммов, и это в одежде. Не у каждой балерины так получится!

Машка прикрыла глаза. Выступает знаменитый укротитель с группой дрессированных девочек. В весе пера – Мария Сергеева! Н-да…

А Тонька диет не переносила с пятнадцати лет. С тех пор, как в далеком отрочестве мамуля предложила ей устроить разгрузочный день. Тонька легко и весело согласилась. Подумаешь, разгрузочный день. Чепуха.

Но оказалось, что под разгрузочным днем подразумевалось следующее: есть нельзя ничего в принципе, а пить только воду. Все. И так целые сутки.

Мамуля выдерживала по три разгрузочных дня подряд каждый месяц. Тонечка выдержала один день. Единственный раз в жизни. После чего ее подсознательное неприятие всяческих диет только усилилось и окончательно утвердилось. Любые диеты отметались ею с ходу.

Насилие противно природе. А все, что противно природе, то вредно. Под свою лень Тонька подводила основательный фундамент. Хотя оправдываться не любила.

– Нет. С завтрашнего дня – все, мучному – бой! – уверенно пообещала Александрова.

– Надолго ли?

– Это зависит от множества причин. Трудно сказать определенно.

– Лучше бы ты по кашам ударяла или по творогу.

– Я овсянку люблю на воде, а творог терпеть не могу. Это с детства. Закормили меня творогом в детстве. А я его видеть не могла. У меня к горлу подкатывало. Помню, оставляли меня на один летний месяц у бабушки. Царство ей небесное. А бабушка жила в Курске, в районе частных домиков. Домик был чудесный, и из всех прелестей цивилизации в нем присутствовали только электричество и русская печь. Готовили на керогазе. Удобства на улице. Но летом все это не так важно, а маленьким детям особенно.

У бабушки был личный садик-палисадник. Несколько яблонь и груш, пионы, гладиолусы, клубника, и не помню, что еще. Обычно утром под одной старой яблоней она ставила мне маленький столик, покрытый белой скатертью, детский стульчик и два блюдца. Одно – с творогом, а другое – со сметаной. Бабуля терпеть не могла мисок, кружек и прочего неделикатного столового оборудования. Она предпочитала фарфоровые изящные чашечки и немецкие сервизы. Наверное, это связано с тем, что сама бабуля являлась воплощением красоты необыкновенной. Феерической.

А я страдала. Есть не могла. А не съесть нельзя. Бабуля была строгой. И вот, когда она отходила от меня, в дом или в глубь садика, я в бешеном темпе закапывала творог у подножия яблони, затем выравнивала землю и садилась к столику с видом сытой пай-девочки. Каким образом бабушка всегда знала, что именно я натворила? Но она знала. Наказание становилось неотвратимым. Творог есть до сих пор не могу.

– Ясно. Ты про супербайк не забыла?

– Маш, ты ж сама меня отвлекаешь. Нашли мы ему сайт, заполнили все полагающиеся анкеты. Дошли до пункта оплаты. Нужна кредитная карточка. У господина кредитки нет. Есть счет в банке, а кредитки нет. Тут выясняется, что валютный счет этого любителя байков, Алексея, в российском банке европейской школе супербайка не подходит. Пришлось Алексею сделать кредитку.

– А почему у него кредитки нет? – удивилась Машка.

– У меня тоже нет, – призналась Тонька. – Не у всех же кредитки. Может, надобности не было. Короче, заказал он кредитку, и дела пошли резвее. А школа эта расположена в Испании. Поэтому вся электронная переписка ведется с испанцами. – После паузы Тонька добавила:

– Знаешь, по-моему, испанцы по темпераменту схожи с нашими кавказскими народностями. Я это утверждаю, потому что первым делом они начали выяснять, сколько народу за один раз может приехать в испанскую школу, лучше, если от десяти человек и больше, что стоимость от стольких-то тысяч евро и так далее. Советовал приезжать почаще. Мол, тогда будут наши русские байкеры все в шоколаде. И инструкторы, и трек у них свои будут. И прочие прелести.

– Я пока не вижу ничего удивительного, – призналась Машка.

– Сейчас увидишь. Короче, решили они, я имею в виду Алексея и испанцев, сотрудничать вместе. Алексей пообещал призывать страждущих по супербайку коллег в количестве не менее десяти человек хоть каждый месяц. А испанцы пообещали исполнение желаний. Вот так!

– А про главное ты не забыла? Ты ж сказала, что поперло. Фу, какое ужасное слово. – Марья выразительно сморщилась.

– Успех пришел неожиданно. Так лучше звучит? Объясняю. Общаться и договоры заключать братья-байкеры будут через нашу контору. Нам и процент полагается.

– Какой? – Машка моментально превратилась в деловую женщину.

– Еще не договорились, не знаю, но уверена, что приличный.

– А работы много? И вас с Тамарочкой… э-э-э… не подведут?

– Работы не столько много, сколько хлопотно. Надо все время проверять почту и моментально реагировать на нее. Решения принимать. Созваниваться с Алексеем. Им удобно. Нам удобно. Ляпота!

– И вам уже заплатили?

– Ты будешь смеяться, но да.

– Слава богу. Наконец и тебе повезло, добрая женщина.

Тонька смутилась и пожала плечами. Она вспомнила пророческие слова Владимира:

«Тебе никогда на голову ничего не свалится. Придется вкалывать, чтобы заработать».

Да, Вова прав. Иначе не получится. Да и к лучшему. Что это за жизнь, когда тебе на голову что-то постоянно падает. Невеселая складывается жизнь.

Печкин спал. За окном лил дождь. Тишину в квартире нарушали лишь мерный храп двух друзей да тиканье часов.

Анатолий Михайлович неловко перевернулся и свалился с неудобного диванчика прямо на кафельный пол кухни. Раздался мат.

– Илюха, вставай! Подъем! – бодро заорал Печкин. И, потирая ушибленные бока, со стоном направился в ванную.

Через пятнадцать минут они уже пили крепкий чай, задумчиво рассматривая друг друга.