– Я сама придумала! Хорошо?

И, покружившись, взвизгнула, смутилась и исчезла.

– В этом мешке была мука… – сказал Альберт. – Милый ребенок!

– Вся в маму.

– Кланяйтесь ей от меня…

– Маму съели, – просто сказал Вождь и снова отхлебнул из блюдца.

– О господи! Карачуры?

– Нет, ее съели свои. У нас тут, знаете, иногда бывает…

Альберт помолчал, не зная, как себя вести.

– Примите мои соболезнования, – сказал он наконец.

– Ну, что вы… – рассмеялся Вождь. – Это было давно. И потом… – он положил в рот баранку и разгрыз ее, – я их потом тоже съел. И детей их съел…

– Как?!

– Вас интересуют подробности? – с готовностью улыбнулся Вождь.

– Нет! – вскричал Альберт.

– Тогда продолжим.

Они прогуливались по берегу; аборигены, сидя у своих хибар и землянок, поглядывали на эту прогулку с нескрываемым любопытством.

– Вы говорите: войти в вашу семью… – задумчиво говорил Вождь.

– Да, – отвечал Альберт.

– И большая семья?

– Сотни миллионов человек! – ответил гость и тактично пояснил: – Очень много.

– Заманчиво… – всеми зубами улыбнулся Вождь и почесал под пальто.

– Но войти туда можно только на наших условиях! – торопливо добавил Альберт, и улыбку сдуло с лица Вождя.

Он остановился и произнес громко – так, что чайка с криком снялась с камня:

– Запомните сами и передайте вашим братьям: Народ Конца Света никогда не поддастся на диктат!

Вождь насладился эффектом и тихо продолжил:

– Говорите ваши условия.

– Прежде всего – прекращение людоедства, – твердо заявил Альберт. – Во-первых, в этом давно нет никакой необходимости, а во-вторых…

– Пожалуйста, не надо! – взмолился Вождь.

– Что? – опешил миссионер.

– Не называйте нас людоедами.

– Но…

– Это называется – человекоедение, – объяснил человек в пальто на голое тело. – Древняя, освященная веками традиция. И потом, мы ведь не только людей едим. Рыбу едим, птицу, тюленя… Что поймаем, то и едим.

– Но человек – не пища! – сказал Альберт.

– Вы просто еще не пробовали, – мягко заметил Вождь.

Альберт поставил свою палатку чуть в отдалении, почти у самой реки.

Он разбирал вещи. За процессом, сначала издали, с интересом наблюдали аборигены. Потом, как дети, они начали сходиться к палатке, рассматривали незнакомые предметы. Потом мужичок в телогрейке невзначай пошел прочь с аптечкой.

– Мой друг! – попросил его Альберт. – Поставьте, пожалуйста, на место!

Абориген обнаружил аптечку у себя в руках и сильно удивился:

– Ой. А это – ваше?

– Мое.

– Нет базара, – сказал абориген и, поставив аптечку, ушел.

Альберт, дружелюбно улыбаясь, от греха подальше втащил все имущество внутрь.

– Я тут посижу? – спросила Фема, присев на корточки у полога палатки.

– Посиди, – разрешил Альберт.

Фема взяла пузырек с зеленкой, покрутила, открыла, провела крышечкой по руке. На руке осталась зеленая полоса.

– Что это? – всунулась она внутрь.

– Это такое лекарство, – ответил Альберт. – Им мажут царапины, чтобы быстрее проходили. У тебя есть царапины?

– Ага. Вот! – Фема влезла в палатку целиком и выставила локоть.

Альберт улыбнулся:

– Ну-ка, дай сюда пузырек.

Он осторожно смазал ранку на локте, и Фема заойкала.

Альберт подул на ранку:

– Ну-ну-ну, ничего-ничего… Сначала поболит, а потом перестанет.

– А у меня еще есть царапина, – вспомнила Фема. И, задрав платье, показала симпатичный животик. – Вот! Помажь.

– Тут нет царапины, – сказал Альберт и прокашлялся от волнения.

– Есть! Вот!

– Ну хорошо…

Стараясь не прикасаться в Феме, он мазнул указанное место.

– А подуть? – напомнила Фема. Альберт послушно подул. – Сначала поболит, а потом перестанет? – уточнила Фема, и тут в палатку вошел старый Вуду.

Фема, страшно смутившись, выбежала прочь – и напоролась на взгляд Локотка; тот сидел метрах в пяти от палатки.

Окончательно смущенная, Фема порывисто припустила вдоль реки. Локоток рванулся было за нею, но передумал и только еще ожесточеннее принялся точить каменное острие.

– Вы приехали сюда, чтобы вывести нас из тьмы веков… – напомнил Альберту Вуду.

– Да, – смущенный не меньше Фемы, ответил миссионер.

– Угу-угу… – Вуду пожевал губами. – Ну, что же. Мы все желаем вам успеха, – сообщил коренастый старикан. И, откусив от плитки шоколада вместе с оберткой, начал жевать, бесстрастно разглядывая Альберта.

– Простите, а вы?..

– Я – Вуду. Здешний шаман, – представился коренастый. – Духи реки поручили мне присматривать за здешним народом. У нас такой народ, с ним без присмотра нельзя…

Помедлив, миссионер протянул руку:

– Альберт!

Вуду взял ладонь гостя и несколько секунд щупал ее, рассматривая.

– Какая у вас мягкая рука… – сказал он наконец.

Альберт рывком попытался освободить ладонь, но клешня старика держала ее крепко.

– С приездом… – сказал старик, глядя прямо в глаза приезжему. И разжал клешню.

Потом стемнело, и стали слышнее звуки – завывание ветра, крик чаек, плеск волны. Потом сквозь плеск начали доноситься далекие крики травли, потом раздался чей-то смертный крик – похоже, человеческий.

Потом рассвело, и снова раздался крик, но уже – крик младенца.

– Это кто плачет? – заговаривала детский плач женщина. – Это Дудо плачет! У Дудо болит животик… Бедный Дудо, бе-едный… У всех детей болят животики, да-да… Это карачуры злые колдуют, не дают деткам спать…

От нежных интонаций плач постепенно перешел во всхлипывание, а потом и в агуканье.

– Ну, вот, Дудо уже не плачет, Дудо проснулся. Это кто открыл глазки? Это наш мальчик открыл глазки! Доброе утро! Вот какой мальчик проснулся!

Из хибар начали появляться люди племени. И как магнитом, тянуло их к коробкам и мешкам из раскуроченного грузовика.